Райво Штулберг - Химеры просыпаются ночью

— И чтоб я тебя больше тут вообще не видел. Я тебе запретил.

Я молча побрел к выходу. Лицо пылало.

— Нет, ты понял? — донесся голос, будто из ваты.

Я был уже у двери.

— Нет, я не слышу. Ты понял?

Приблизились шаги, но я уже выскользнул в коридор. Вспомнил, что забыл сумку. Но вернуться не было никакой возможности. Захлопнул дверь, но она сразу распахнулась, детина возвышался надо мной как минимум на две головы. В бок мне ощутимо ткнулся здоровенный кулак.

— Что молчишь, когда с тобой разговаривают старшие?

Я сделал попытку уйти, но каменная ручища держала меня за воротник.

— Нет, я не понял, ты что, не понял?

— Я понял.

— Скажи: я понял. Громко.

— Да понял я, понял. Там моя сумка осталась. Можно я ее возьму?

— Нельзя. Пшел отсюда!

И я отлетел к лестнице.

— Мне уроки делать… — промямлил я.

— Нет, я вижу, ты борзый. Ты борзый?

— Нет, я не борзой. Мне уроки делать надо, а без сумки…

Новый тычок в ребро перехватил дыхание. Ноги предательски ослабели, я понял, что могу напустить в штаны, если это сейчас не закончится. Почувствовал на глазах невольные слезы. От обиды и бессилия. Что ему надо от меня? Я ведь его не трогал.

Меня приподняло над полом, поставило на ноги.

— Ты меня теперь обидел ведь…

— Да я чем обидел-то?..

— Ты меня обидел.

— Я прошу прощения, — выдавил я, желая только одного: чтобы это все поскорее закончилось.

— Не так, не вижу раскаяния в голосе.

— Ну прости меня, пожалуйста, — из глаз хлынули самые настоящие слезы, — я больше так не буду, я правда не хотел…

— Вот, теперь вижу. Иди, гуляй.

И хватка ослабла.

Не поднимая глаз, я быстро прошел в туалет. Холодная вода немного успокоила. Но было гадко, обидно и тошно. Я ничего не сделал плохого, тогда зачем меня только что лишили моего увлечения, хоть немного радости было, а теперь и вовсе ничего не осталось. И сумка с учебниками там осталась. И девчонки видели мое унижение. Да что за день-то такой?! Я поднял глаза к зеркалу. На меня смотрела заплаканная нескладная рожа, изуродованная угрями и оспинами. Сальные волосы липкими полосами обрамляли прыщавый лоб, некоторые прыщи созрели настолько, что побелели; красные, опухшие щелочки глаз. С отвращением смотрел в зеркало, понимая, что это — и есть я. Да, я на самом деле так выгляжу. Без прикрас. И каждый прыщ прекрасно виден всем. И грязь под ногтями наверняка заметна, как ни скрывай ее, пряча руки в карманах или под партой. И несколько длинных волос на подбородке — противно они смотрятся. Я никогда не обращал особенного внимания на волосы на лице, но в тот момент увидел себя как бы со стороны. Мерзко. И на что я только надеялся, когда шел вчера к Людке? Она никогда не выберет меня. Я трус, не могу даже за себя постоять. Я урод, весь в зудящих прыщах. Я слабак, никогда не подниму руку на обидчика. И зачем мне к ней ходить вообще? Все впустую, ничего у меня с ней не получится. И на что я только мог надеяться?

А дома было все то же. Нудная мать, упреки насчет заляпанной куртки…

— Ты совсем мать не бережешь, я все руки себе в кровь истерла, а тебе только мазать и мазать!..

Ничего доказать про тот джип было абсолютно невозможно. Про то же, что оставил сумку в училище, я и подавно предпочел умолчать.

Дома сидеть было совершенно невыносимо. Четыре тесные стены комнаты, скудный свет настольной лампы, скомканная постель. Я плюхнулся на одеяло. За окном выл осенний ветер и хотелось завыть вместе с ним. Начинала ныть голова. Не болеть, а именно ныть — нудно, в висках. А мог бы сейчас пойти к Людке. Но на что я ей? Ей нужен такой, как Макар, — наглый, красивый и сильный. При деньгах. А я что? У меня даже нет приличной одежды, чтобы надеть на встречу. (Слово «свидание» не проговаривалось у меня даже мысленно.)

И теперь в довершение всего — этот урод с четвертого курса. Надо же, так вляпаться на совершенно ровном месте. А ведь думал: идти или не идти на этот кружок. Если бы не пошел, ничего бы и не было. Ждал бы завтрашнего дня, когда постирается одежда, готовился к урокам… А ведь в каком-нибудь параллельном мире сейчас такой же я так и делаю, я там выбрал пойти домой, а не в компьютерный класс. И завтра у меня будет встреча с Людкой. И уроки я все сделал уже.

Я лежал, смотрел в бугристый потолок, на свисающие оттуда рожи с раскрытыми ртами и ни о чем не думал. Совсем ни о чем. Перевел взгляд на плакат с Ван Даммом. Hard Target. Он там длинноволосый, вскинул пистолет у полицейской машины с раздолбанными мигалками и держит какую-то раненую девушку. Я не смотрел этот фильм, только однажды на рынке отрывок видел. Ван Дамм был великолепен. Дрался на улице, в плаще, потом отдал сумку девушке. Это как раз из того фильма. Только вряд ли я его посмотрю. Про то, чтоб купить видеомагнитофон, и речи не может быть. Но выход есть. Наверняка он где-то есть. Но я хожу около него, как слепой в ослепительно освещенной комнате, и не вижу. А в другом измерении мой двойник уже давно увидел, сидит сейчас с Людкой и смотрит Hard Target.

Стало трудно дышать. По-прежнему ныла голова. Уснуть бы сейчас, чтоб поскорее прошел этот вечер. А что потом? Снова тусклое утро, поход в училище с невыученными уроками, точно такой же вечер…

Вечер. Вечером завтра я хотел пойти к Людке. А вот возьму и пойду. И буду веселым, находчивым, пусть не таким наглым и красивым, как Макар, но и у меня ведь есть шанс. Кто же мешает мне его использовать? Ведь он существует — один из ста, один из тысячи. Так почему же он не будем моим? Наверняка многие неудачи в жизни других были именно оттого, что они плевали на этот единственный шанс. Побоялись, поленились его использовать или просто не увидели. А я — увидел. А я — использую. Зато потом смогу сказать себе: «Я сделал все возможное. Эта неудача не на моей совести».

А вдруг да и получится?! И тогда завтра, ровно в это же время, я буду уже гулять с Людкой по улице, что-то говорить ей. Что говорить? Ничего не лезет в голову. О чем говорить? Не важно, впрочем. Там найдется тема.

Новая мысль так поразила своей простотой и, в то же время, безотказностью в исполнении, что я даже вскочил с постели. И куда только ломота в висках пропала? И тяжесть в груди исчезла. Да, я, несомненно, сделаю это.

Сразу захотелось действовать, что-то совершать. Что угодно, только не сидеть на месте. Я осмотрел комнату. Нет, пожалуй, что сегодня все равно ничего уже не сделать. Если только из имеющихся учебников к завтрашнему дню что-нибудь выучить. В самом деле, половину уроков можно и из того, что есть. А завтра утром пораньше пойду в кабинет информатики, заберу сумку и, может быть, успею доделать остальное.

Вот он — выход, около которого ходишь в яркой комнате, но не хочешь открыть глаза. А когда открываешь, то до цели, оказывается, необходимо сделать всего несколько шагов. И нужно приложить всего-то ничего усилий, чтобы приоткрыть глаза. Комната и так уже ярко освещена.