Ясутака Цуцуи - Сальмонельщики с планеты Порно

— Нет! Это же ничего не объясняет! — отрезал Могамигава. — А как вы объясните присутствие здесь скрипучей цикады, насекомого? Кроме того, если принять теорию адаптивного распространения гимносперм, почему на планете так мало видов высокоорганизованных животных? Странно, правда? Если они здесь все скрещиваются, должно было появиться большое количество новых видов с генетической приспосабливаемостью к здешним условиям. И ещё загадка: как ограничивается способность мамардасийцев и высших животных к размножению?

— Что касается скрипучей цикады, то это крайне примитивная форма насекомых, несмотря на то что её записали в цикады. На Земле ей соответствовали примитивные тараканы, появившиеся в каменноугольный период. От кого они произошли — от ракообразных или от самых первых членистоногих, вроде трилобитов, — не важно, но при выходе на сушу они должны были приобрести множество форм. Поэтому здесь полагалось бы быть и другим видам насекомых. Почему их нет — непонятно. Самое подходящее объяснение — все другие примитивные насекомые вымерли по какой-то причине, адаптироваться и выжить сумели только скрипучие цикады. Будете смеяться, но их крики напоминают мне девичьи голоса. Они очень эротичны. Может статься, это помогло цикадам адаптироваться к эротизму, которым буквально пронизана планета. Их крики страшно возбуждают сексуальные фантазии.

— Это, конечно, антинаучно, но я тоже стал ощущать нечто подобное. Возможно, эта планета допускает существование лишь непристойных форм жизни, — не стал возражать Могамигава и вздохнул. После нападения висячей ползучки он как-то быстро пал духом.

— Тс-с!

Я жестом дал Могамигаве и Ёхати команду пригнуться и укрылся в зарослях вечнозелёного папоротника. Впереди открывалась большая поляна. Похоже, мы были в самом центре джунглей. На поляне собрались несколько животных; шла какая-то тихая возня.

— Спариваются, да? — подползая ко мне, прошептал Могамигава.

— Точно.

— Самка похожа на медвежонка…

— А самец — на антилопу. Двое других — что-то среднее между тапиром и кабаном.

— Они-то что здесь делают?

— Наверное, ждут своей очереди, — ответил я, сдерживая тошноту от ощущения запредельно чужого, открывшегося передо мной. — Таких экземпляров я ещё не встречал. Наверняка они водятся только в джунглях. Я и названий, которые могли бы им соответствовать, не слышал.

— Сомневаюсь, что на какой-нибудь другой планете можно увидеть такую похабную сцену, — раздражённо пробормотал Могамигава, быстро отползая назад, — Пойдёмте отсюда. Я больше не хочу этого видеть.

Услышав произведённый им шорох, ожидавшая очереди парочка тапиро-кабанов поднялась на задние лапы и повернулась в сторону зарослей папоротника, где мы скрывались.

— О-о-о! Они нас заметили! — воскликнул Ёхати.

У тапиро-кабанов разыгралась бурная эрекция. Их налившиеся кровью глазки заблестели, едва они нас увидели, — не иначе как приняли за новый объект для удовлетворения страсти. Виляя задом, выпятив брюхо и выставив на обозрение набухшие причандалы, звери, переваливаясь, заковыляли к нам на задних лапах. Глядя на них, я сразу вообразил помешавшихся на сексе похотливых папиков. Более отталкивающее зрелище трудно себе представить.

Стряхивая оторопь, я поднялся с земли, чтобы дать дёру, и побелел — из подлеска, окружавшего поляну со всех сторон, показались ещё семь-восемь экземпляров. В очереди на случку стояли не только тапиро-кабаны. В зарослях дожидались своей минуты твари, которых за два месяца, что я провёл на этой планете, мне не доводилось видеть ни разу: одна напоминала лошадь, другая — собаку, третья — слона. Ещё в стае было что-то вроде ленивца и одно существо, вообще ни на что не похожее. Самое жуткое создание походило на очень крупную носатую сирену и ещё больше смахивало на человека. Вся эта компания, охваченная жгучим плотским желанием, с пенисами наизготовку, передвигалась по-человечьи — на задних лапах, и, жарко пыхтя, приближалась к нам. Нет слов, чтобы описать охвативший нас в ту минуту ужас.

— Гр-р-р…

— Ну всё!..

Мы рванули со всех ног. Было чувство, будто за нами гонится само возмездие, горящее желанием наказать нас за то, что мы подсматривали за пиром в Вальпургиеву ночь. Нам казалось, что мы уже мертвы. Бежали, не разбирая направления, задыхаясь и хрипя, с единственной мыслью — вот сейчас я остановлюсь или упаду, какой-нибудь из этих монстров налетит сзади и засадит в меня свой красно-чёрный член. В тот самый момент, когда сердце уже было готово выскочить из груди, Могамигава рухнул на землю как подкошенный, Ёхати повалился на него, а я приземлился на Ёхати.

— Ва-а-а-а!!! — Подумав, что его настигли чудовища, Могамигава вскочил, как помешанный в предсмертной муке, и, замахав руками, бросился было дальше, но чуть не налетел на чесоточное дерево и завыл: — У-у-у! О-о-о! — Ничего вразумительного он вымолвить не мог.

Один из тапиро-кабанов с ходу угодил в объятия обвившей чесоточное дерево висячей ползучки и отдал концы. В считанные секунды его морда стала разлагаться, вытекли глаза. Каждый из нас содрогнулся при виде этой ужасной агонии, ноги подкосились, и мы все втроём опустились на землю.

— Странно! — Немного успокоившись, я снова обрёл дар речи и, наклонив голову, указал на труп тапиро-кабана, — Висячая колючка впивается в жертву только в самом начале, потом хватка ослабевает. Такой крупный зверь должен был вырваться. Тем более это самец. Если он выпустил свой белок — толку от него никакого. Колючка тут же бы вернулась в расслабленное состояние.

— А вдруг он сам ей сдался? — встрял в разговор Ёхати. — Может, у него так засвербело в одном месте из-за этого чесоточного дерева, а потрахаться не с кем? Он и решил о колючку потереться. А уж тут только начни… Она его раз за разом… Силы все вышли, он и околел. Вот как, по-моему, дело было.

— Хм-м. А ведь в этом что-то есть, — Я пристально посмотрел на Ёхати. — И почему ты так подумал?

— Ну как?.. — рассмеялся он, — Меня самого сейчас так разбирает от этого дерева. Я уж начинаю думать, не завернуться ли разок в колючку!

— Ты же кончил уже раз семь или восемь и теперь опять?!. — скривился Могамигава. — Ну и тип!

— Очень может быть, что из-за чесоточного дерева все животные в этих джунглях, не говоря уже о тех, что мы сейчас видели, возбуждены, — проговорил я, поднимаясь с земли и кивая Могамигаве, — Здесь у них вроде публичного дома. Надо уносить отсюда ноги, да поскорее!

Удирая сломя голову, мы отклонились от прямого маршрута через джунгли. Я снова встал во главе отряда с компасом в руке.

Мы уходили всё дальше на запад и наткнулись на носатую сирену, у которой начались роды. Очень крупная самка залегла в корнях папоротниковой пальмы и тужилась, широко раскинув лапы. Из утробы матери уже показались выпачканные кровью голова и верхняя часть тела детёныша.