Юрий Никитин - Сборник Русские идут!

Он прислушался к себе, покопался в ощущениях. Нет, непохоже, что Джордж донес на него властям. Не только потому, что тогда ребята из ФСБ отыщут его и на дне морском, а потому, что он не враг… а просто трус. Нет, даже не трус, тут надо другое слово. Он просто не хочет воевать, он ощутил радость от сидения перед орущим ящиком, где мечутся футболисты, косяком идут бездумные шоу, где красотки соревнуются на приз «Самая крупная грудь»…

Виолетта выскочила из парадного веселая и чистая, как серебряная рыбка в чистой воде. Глаза ее сияли, на нее оглядывались как мужчины, так и женщины. Длинные загорелые ноги несли ее легко, как жизнерадостного олененка. Короткие волосы развевались, а небольшая упругая грудь слегка колыхалась под тончайшей маечкой, не закрывающей живот, тоже загорелый и чистый.

– Привет, – сказала она. – Привет, Джон Смит!.. Быстро же ты меня отыскал! Или тебя надо называть как-то иначе?

Он подумал, согласился:

– Вообще-то я… Джим Блэксмит. А Джоном Смитом назвался, чтобы тебе больше понравиться.

Она расхохоталась:

– Джим Блэксмит?.. Еще круче!.. Ты уже пообедал? Пойдем вон в ту кафешку. Там изумительные гренки с мармеладом. Даже не знаю, как они так делают. Обязательно вызнаю секрет!

– Когда ты успела узнать? – удивился он.

– Сразу! – сказала она весело. – Не буду же я полдня распаковывать чемоданы!

– В самом деле, – согласился Дмитрий. – Никчемное это дело – распаковывать чемоданы.

Кафешка оказалась, на взгляд Дмитрия, не совсем кафешкой. Кафешки он представлял несколько иначе. Сперва ему почудилось, что он вошел в фойе не то Большого театра, не то в Ла Скала или Метрополитен-опера. Он не был ни в Ла Скала, ни в Метрополитен, даже в Большом, к своему стыду, еще не побывал, но представлял их именно такими, как вот то, во что сейчас вошел рука об руку с самой красивой в мире девушкой.

И еще ему чудилось, что он двигается внутри пирамиды Хеопса. В просторных нишах застыли статуи витязей в полных доспехах воинов-сельджуков, а если не самих сельджуков, то все равно каких-нибудь сельджуков. Снизу этих сельджуков подсвечивали умело спрятанные лампы, вдоль стен шла затейливая лепка.

– Если это кафешка, – пробормотал он, – то что здесь ресторан?

Она оживилась:

– Хочешь в ресторан?.. Там столы прямо среди озера! Понимаешь, здесь вода стоит дорого, потому самый шик, если много воды. Между столами утки плавают, лебеди всякие, а официанты бродят, как цапли, по колено в воде.

– Нет, – сказал он твердо. – Не хочу как Иван Иванович с Иваном Никифоровичем…

– А кто это?

– Да двое русских, один из них, не помню кто, любил пить чай в такой просторной ванне, что там тоже плавали утки…

– Ого, – произнесла она с уважением. – Новый русский?

– Да нет, старый…

Они вошли в зал, где свет был настолько приглушен, что к свободному столику пришлось пробираться едва ли не на ощупь. Дмитрию почудилось, что у каждого столика своя атмосфера: где холоднее, где теплее – запахи варьировались от просмоленного морского до знойного пустынного.

Виолетта тащила его, как бычка, в глубь этой арабской ночи. Под ногами попеременно то шуршали циновки, то ступни утопали по щиколотку в коврах, то хрустели мелкие ракушки.

– Может, – предложил Дмитрий, – подождать метрдотеля? Или здесь как в Макдональдсе?

– Здесь, – решила Виолетта, она его не слушала. – Вот здесь удобно. Правда удобно?

Стол оказался из благородного черного дерева. В темной поверхности, как в ночном озере, отражались звезды. Дмитрий невольно вскинул голову. Потолок похож на свод планетария. Только эти многочисленные светильники не изображали планеты, а создавали, так сказать, настроение. Как понял Дмитрий, настроение расслабления, балдежа, оттяжки и прочего фрейдизма – потакания обезьяне в человеке.

Виолетта, пренебрегая всякой грацией и манерами, плюхнулась в роскошное кресло, тоже из черного дерева, ее тонкие ладони с удлиненными пальцами ласково погладили подлокотники.

– Здесь хорошо кормят, – сообщила она, – тебе понравится.

Кресло приняло Дмитрия с ласковой предупредительностью, сразу подстроилось под его твердый зад, выгнулось валиком под поясницей, а подлокотники опустились, чтобы ему не приподнимать плечи ни на миллиметр. Все было настолько выверено, что он сразу вспомнил про научно-исследовательские институты по новым способам нанесения татуажа. И про десятки конструкторских бюро по разработке новых щеточек для подкрашивания ресниц, чтобы «сделать их кокетливыми и флиртующими». Значит, не меньше институтов по дизайну и конструированию кресел для бездельников. А так как бездельников гораздо больше, чем, скажем, космонавтов, то и кресла для бездельников конструируются тщательнее, и денег в разработку новых конструкций для бездельников вкладывается не в пример больше.

Породистый солидный господин, настолько респектабельный и строго одетый, что Дмитрий едва подавил импульс вскочить и поклониться, подошел неспешно, поинтересовался бархатным голосом:

– Что будете пить?

Дмитрий потянулся к меню, а Виолетта сказала весело:

– Два фирменных коктейля. А перекусить…

Дмитрий вмешался, в России женщинам только дают смотреть меню, а заказывают все-таки мужчины:

– Мне рюмку водки… но большую. Даме что-нибудь помягче и послаже.

Официант или метрдотель, хотя, на взгляд Дмитрия, это был сам президент страны или, на худой конец, министр иностранных дел, откланялся и отступил в тень.

Когда на столе появились высокие бокалы на длинных ножках, Виолетта предупредила:

– Не глотай сразу! Не распробуешь.

Дмитрий послушался, коснулся одними губами. Первые капли растаяли на языке, ощущения были странные и дразнящие. Нёбо приятно защекотало. В глазах словно бы прояснилось, он увидел в полумраке все помещение, даже рассмотрел узор на дальней стене, хотя зрение адаптируется к сумраку еще минут через тридцать, не раньше.

– Ну вот, – услышал он саркастический голос. – Вылакал, как голодный верблюд!.. Ладно, я это предусмот­рела…

Из полумрака выступила фигура, в руках поднос, два тонконогих фужера, на блюдах с монограммами горки ассорти из ценных пород рыбы… или не рыбы, но пахнет вроде бы рыбой. Или лягушками.

– Извини, – сказал он смущенно.

– Да ладно, – отмахнулась она. – Это оба тебе. Тебе кувалдой в лоб, тогда что-то почувствуешь. Из какого ты мира, Джон? Прости, я уже забыла твое новое имя…

– Настоящее имя, – поправил он с улыбкой.

Она посмотрела, засмеялась и повторила чересчур серьезно:

– Да-да, твое настоящее имя. А вообще-то смешно, верно?

– Что именно?

– Что приходится вот так… ну, трудно пробивать в жизнь, что жить надо просто. Что надо жить весело и ни о чем не думать. Просто жить!