Игорь Мист - Новый Вавилон

Теперь, когда прошло столько лет после Разделения, «хлебного» отдела больше не было, но для настоящего патриота выгодная работа всегда найдется, и Хромой перешел в структуру по поддержке разноцветных «оппозиционеров» из России, которые частенько, нелегально перейдя границу, отсиживались на севере страны, подпитываясь из иностранных секретных фондов. Хромой не понимал, чем они отличаются от бандитов и контрабандистов, но долгие годы работы научили не задавать никому лишних, неудобных вопросов. К концу своей карьеры, Хромому, и раньше не отличавшемуся щепетильностью, было все равно на кого работать и от кого получать вознаграждение.

Они поздоровались, как старые знакомые.

– Вы хотели видеть, кого-то от нас? – Хромой взял инициативу в свои руки.

– Да, я хотел просить вас по возможности, помочь достать новую информацию о наших новых «группах сопротивления» на севере.

– Я, первое, уже дал вам возможность добраться до столицы и позволю так же спокойно уехать из страны. Второе – могу вам предложить, например, американского связного в Оскове. Что мы получаем за это?

– Торгуетесь?

– Такую информацию вы будете очень хотеть. Через него проходит северное финансирование ваших групп. Теперь, когда у нас хозяевами стали опять немцы, мне недолго осталось работать. Мы знаем, что есть указ, до конца следующего года всем местным полностью покинуть немецкую зону. Вся столица и ее окрестности выкуплены Германией за наши долги.

– А как же национальные ценности? От вашей территории вскоре ничего не останется!?

Хромой только безразлично махнул рукой на вопрос Дронова.

– Я уже старый об этом думать. Давайте лучше о делах.

В понимании старого хапуги, это значило – о деньгах.

– Допустим, это интересно. Мне нужен канал, по которому прошла последняя группа от вас к нам. – Дронова интересовала группа Городничего. Такой запрос, среди прочего, он получил сегодня утром от Данилина.

– Хорошо, я достану вам данные по этому каналу. Вы привезли деньги?

– Да, конечно. Они в надежном месте и ждут возможности переместиться оттуда к вам в портфель.

– Не понимаю только, зачем вы устроили бойню в нашей депрессивной волости?

– Вы хотите сказать, что в других районах экономическое процветание?

– Вы не ответили.

– Моей жизни угрожала серьезная опасность. В вашем передовом приграничном городе любят пострелять в приезжих, но это еще не проблема. Иногда, когда разыграется аппетит, им хочется попробовать бедолагу на вкус. Редкое местное гостеприимство со своим колоритом. Как вам мое объяснение?

– Гости не переходят границы нелегально, впрочем, сейчас и легально тоже. – Хромой вздохнул. – Не знал, что зашло так далеко.

– Все вы знаете. Так как, с моим предложением?

– Я думаю, что будет правильным оправдать вашу нелегкую и опасную дорогу. Хорошо, мне надо запросить свой Приход.

– Когда вы будете знать результат?

– Часа мне хватит.

– Нет, давайте встретимся вечером, подальше от центра, возле реки у подземного перехода.

Хромой кивнул в знак согласия и заковылял на выход из тоннеля, но вдруг обернулся к Дронову.

Губернатор Северо-Запада князь Воскресенский проснулся в творческом настроении в своем Петроградском доме на набережной реки Мойки. За окном стоял почти летний полдень, и было пора вставать из мягкой постели – на вечер планировался премьерный спектакль. Князь предстанет перед зрителями в главной роли жестокого предводителя варваров.

Поэтому сегодня, почти достроенный им замок готовится встречать важных гостей из всей Северо-Западной губернии и сенаторов из Петрограда. Его советник, – Фома Благозвучный, просил не приглашать их без разбора, но князь – губернатор не всегда слушал придворного философа.

Воскресенский потянулся, широко зевнул и босиком отправился в ванную комнату. Мраморный гладкий пол приятно холодил ступни. Возле окна тотчас встрепенулся Везувий, млеющая от жары породистая русская борзая. Князь слегка наклонил голову, и радостный пес завилял хвостом и потрусил за ним.

Почему он, Воскресенский не может пригласить на театральное представление цвет Петроградского нового дворянства? Народные избранники жаждут увидеть восходящую звезду сцены, а театр – страсть князя…

Сейчас рядом нет, слава Богу, его властной матери Алевтины, от которой он принял губернаторство, и некому помешать князю, наслаждаться игрой. Хотя, вездесущий Фома тоже считает, что увлечение театром вредит политической карьере и портит образ сильного властителя. Вот и нынче хитрец – Фома плетет новые интриги, убеждая князя бороться за власть и место нынешнего президента.

Из широкого с золотом зеркала в ванной смотрело усталое лицо человека, накануне вкусившего больше соблазнов, нежели требовалось для творческого подъема перед премьерой. Везувий скулил от удовольствия и терся о его ноги, надеясь привлечь внимание.

После представления, как всегда, для избранных был запланирован ужин с обильными излишествами, что кому нравится. Воскресенский закрыл глаза и мысленно представил вечер, обещавший приятные сюрпризы.

Совершив утренний туалет, он нехотя позавтракал в каминном зале и приказал охране через час готовиться к выезду. Все знали, что князь не отличался пунктуальностью – только через два часа он торжественно погрузился в белый лимузин с флажком губернии. В сопровождении черного автомобиля с охраной Воскресенский тотчас отбыл из Петрограда в направлении своего замка, расположенного в двух часах езды от города.

Прекрасную дорогу недавно, по его приказу гладко отутюжили и Воскресенский, лежа на кожаном диване лимузина, спокойно повторял вечернюю роль – отрывки из германского эпоса о Нибелунгах. Князю особенно нравились строки, где победители пили кровь, сраженных гуннов:

– Панкрат, дай-ка холода назад, – обратился князь к водителю, – что-то жарко сегодня… – И он снова погрузился в роль, представляя себя на месте свирепого Хагена, собственноручно выпускающего фонтаны крови из жертв.

Наряду с классическими произведениями Воскресенскому не претили и произведения современных покладистых авторов. Они позволяли править их творения, вставляя туда картины его тайных желаний – устраивать, столь любимые князем, кровавые оргии на сцене. Столичные завистники не посмеют обвинить губернатора в извращенности – он лишь строго следует в постановках авторской букве.