Игорь Мист - Новый Вавилон

– Хотел, матушка, пожертвовать на монастырские нужды скромную сумму.

Пелагея пока не проронила ни слова и не смотрела в сторону денег. Дронов терпеливо ждал.

– Как там, на родине? У нас здесь ни радио, ни газет. У меня сестра родная осталась в Бревске. Наверное, нет ее в живых давно. Мы сами, только благодаря Господу нашему и покойнице игуменье Аграфене чудом живы остались. – Она печально развела руками. – Так хочется узнать, что происходит в миру.

Голос Пелагеи был такой тихий и глухой, что Алексий едва слышал, о чем она говорила.

– Так давно нет ни радио, ни газет. Теперь, все новости в Сети – вот. – Дронов вытащил корпускул, показывая матушке. – Только в каждой стране своя Сеть и новости – вы, не узнаете из них, что происходит на родине, они не связаны, а даже наоборот – запрещены, – никто не хочет пускать врага в свой дом, а родина – живет потихоньку в благости. Все хорошо – люди работают, дети рождаются.

– А растут – то, счастливыми? – с надеждой спросила его монахиня. – Очень хотелось бы взглянуть, как там.

Дронов мог подключаться к «родной Сети» с помощью «Пола», но не хотел показывать, что на самом деле происходит в далекой для Пелагеи, но, по – прежнему, близкой и родной ей стране. Пусть хранит надежду и живет спокойно.

– Вы вернетесь за ней? – Пелагея в первый раз твердо и оценивающе посмотрела на Дронова. – Хотя, я все понимаю, не надо, не говорите, если хотите лишь успокоить меня или ее. – Она тяжело вздохнула. – Езжайте с Богом, мы с сестрами о ней позаботимся. Вижу, вы хороший человек, только успокойте вашу мечущуюся душу. Пока мы здесь живы и молимся Господу, ничто, и никто не будет ей угрожать. Дай Бог вам удачи.

– Спасибо, матушка! Я верил, что в этой святой и чистой обители мы найдем истинных друзей.

Алексий в последний раз перекрестился на иконы и, взяв за руку Дану, распрощался с мудрой Пелагеей. Девушка без слов, глотая слезы, проводила его до машины.

– Вы вернетесь сюда? – Ее голос дрожал, но в нем сквозила настойчивая надежда.

– Я постараюсь, если… – Он хотел добавить: «если, останусь жив».

– Что – «если…»?

– Заберу отсюда, поверь. Если, не сбежишь, привезу в большой город – будешь учиться!

Слезы начали катиться по ее щекам двумя блестящими ниточками. Она отвернулась в сторону.

– Я – буду – ждать – вас. Вы стали для меня… за эти дни… Мне так страшно… было… долгое время!

Алексий, неожиданно для себя обнял девушку на мгновенье, дома она была бы для него просто Гибридом, по закону подлежащим уничтожению или отправке в лагерь.

– Пожалуйста, не плачь, я обязательно вернусь! Старые монахини пока позаботятся о тебе…

Дронов долго видел в зеркало, рыдающую Дану, обнявшую себя за плечи. Затем, маленькая и сгорбленная Пелагея взяла ее за руку и повела обратно, черные монастырские ворота закрылись за ними.

Дронов возвращался в столицу. Мысли метались и не давали сосредоточиться на главном. Алексий чувствовал, что хоть и избавился от одной обузы – Даны, оставалась еще Веда. Его беспокоила странная девушка и ее судьба в чрезвычайно опасной и непонятной стране.

«Где она и что с ней? Удалось ли ей добраться до города через смертельные ловушки?» – Дронов, продолжая размышлять, отдал команду птице найти маячок, который оставил Веде в хибарке. Сигнала не было.

«Может, она брошена в такой же подвал, из которого он вчера освободил контрабандиста, или ее схватили по дороге? Может, арестованная полицией, мучается в грязной камере без окон, где сигнал гасят толстые стены?» – Алексий терялся в догадках.

«Надо было довести ее до ближайшего поселка, но и там ее могли забрать, мог обидеть любой водитель – кто угодно. Кому, она попадется на большой дороге, тому и станет законной добычей. Все неправильно он сделал. Наверняка, не такой заботы ожидал Вольный, если это именно он просил присмотреть за несчастной».

Дронов понимал, что бессмысленно обвинять себя. Он поступил так, из-за Даны – не хотел, чтобы девушки встретились. Почему? Он не мог это внятно объяснить. Глупая, нелепая ситуация и еще более дурацкий повод. Может быть, опять вмешалась судьба?

Вскоре, показались огни Остберга, и неожиданно запел корпускул – появился сигнал от маячка Веды. Разведчик передавал, что она где-то в черте города на окраине. Новость была хорошая, однако, маячок мог сигнализировать, находясь в чужих руках.

Дронов по координатам подъехал к частному дому и увидел высокий кирпичный забор. Разведчик не смог ничего сообщить о его обитателях, в базе регистраций такой адрес не числился. Обзорная картинка сверху тоже не вызывала беспокойства – все казалось безмятежным, как будто дом стоял пустой, не было и сторожевой собаки. Но сигнал от маячка упорно шел изнутри – «Пол» не мог ошибиться.

Начинало смеркаться, и обостренные опасностью чувства подсказывали, что пора, действовать. Он осторожно перевалился через забор, низко пригнулся, затем незаметно пробрался между садовыми деревьями к подвальному окну. Остановился, прислушался – никаких звуков. Через минуту, аккуратно выдавив стекло, он пробрался внутрь.

Здесь, когда-то была мастерская хозяина, от которой остался только старый, покосившийся верстак и пыльный хлам. Подсвечивая, Дронов поднялся на первый этаж, стараясь не скрипеть ступенями, – там было пусто. Затем он, внимательно осматриваясь, обошел все комнаты, но не обнаружил – никого. Только в ванной недавно мылись – на полу блестели невысохшие лужицы воды. Корпускул указывал на кухню, и Дронов пошел туда.

В углу валялась смятая одежда Веды – он узнал ее синие брюки, а в майке … прятался маячок. У Алексия, не склонного к психозам, нехорошо сжалось в животе – майка была окровавлена и разорвана, да и брюки тоже. Он тщательно обыскал карманы и в заднем нашел смятую записку, где кто-то криво нацарапал: «Голодный рынок».

Варианта оставалось два: ждать, пока в дом кто-нибудь вернется, или искать этот рынок. В первом случае, «кто-то» мог ничего не знать о Веде, и пока Алексий выяснит правду – он – упустит время. Во втором предполагалось, что записка написана в слабой надежде, что он придет и спасет девушку. Алексий подумал и выбрал второй вариант, оставив разведчика возле дома.

По запросу местная Сеть поясняла, что «Голодный» рынок возник на месте бывшего автомобильного, только там продавали не машины, а совершенно отчаявшиеся, голодные люди предлагали на продажу все: себя, детей, органы. Здесь торговали наркотиками, подпольным алкоголем, могли обокрасть или убить, только бы не умереть с голода, поэтому рынок и назвали Голодным.

Подъехав к нему, Дронов увидел мрачную толпу людей, бродивших в полной темноте или под тусклыми, словно выцветшими фонарями. Они стояли по двое или собирались в небольшие группы, где решали свои темные дела. Кто-то выпивал, кто-то курил траву – до Дронова доносился сладковатый запах марихуаны, проститутки громко смеялись и что-то бурно обсуждали на обочине. В густом лесу, окружающем рынок, горело несколько костров.