Владимир Аренев - Душница

Лишь бы Настю не тронули, гады!..

Он поднялся снова, заставил себя встать. Надо было отвлечь их внимание. Надо было…

Ему поставили подножку и, хохоча, толкнули лицом всё в те же листья, холодные и мокрые.

Сашка перекатился на спину. Услышал топот.

— О, — процедил Рукопят, сплёвывая, — сатри. Ещё один. Подмога, типа.

Курдин с разбегу налетел на него и замолотил кулаками. Рукопят зло и резко ударил. Курдин осел, шипя.

Краем глаза Сашка видел дедов шар — тот застрял в ветвях, но под порывами ветра гневно раскачивался и, казалось, пытался вырваться из кроны.

Рукопят стоял, твёрдо расставив ноги, двигая челюстью и пробуя языком зубы.

— Ахренели, — сказал.

Рядом Циркуль удерживал рвущуюся из рук Настю. Кривился: она успела-таки заехать ему в глаз, и тот теперь наливался густым фиолетом.

— Колпак, подбери там его портфель, — велел Рукопят. — Почитаем.

Антипов потёр ладонью взмокшую шею:

— А по-моему, пора сваливать. Мало ли…

— Не ссы.

— Та я не в том смысле. Просто…

— Закончим — свалим. Сам видишь: шпондряки оборзели. Надо поучить.

— Эй, Ром.

— Пажди, Колпак.

Рукопят снова сплюнул и шагнул к Сашке. Прищурился, презрительно копнул носком:

— Разлёгся, сопля. Встав-вай! И тока попробуй кому вякнуть. Ты понял, калеч?

— Пошёл ты!

— Чё ты сказал?!..

— Эй, — встрял Колпак, — Ром, тут…

Сашка сперва думал, это у него стучит в висках кровь. Потом увидел чьи-то ноги, много ног, обутых в сапоги, тёплые ботинки, кроссовки…

— Это што за… — Рукопята скорей позабавило происходящее. — Шкеты, вы чё выперлись? А ну валите, нах…

— Сами валите! — перебила его Жирнова. Негромко и спокойно, хотя Сашка видел, как дрожат её руки. — Сейчас же.

— Ч-чё?!

— Ром, — позвал Антипов, — мы их потом…

И тут над его головой что-то зашуршало, подул ветер, стряхнул наконец запутавшийся в ветвях липы дедов шар и развернул «лицом» к Сашкиным одноклассникам.

Жирнова ахнула, и кто-то ещё из девчонок, а мрачный Грищук с перекосившимися на бок очками прошептал:

— Вот гады!

Шар плясал на ветру, дразнил. Грищук ухватил его за цепочку, чтобы не унесло.

И шагнул к Рукопяту, сжимая кулаки; остальные пошли за ним, молча и смело.

— Война с лилипутами, — хохотнул Циркуль. — Уссаться.

Это было безнадёжно и, по большому счёту, глупо. Что они могли сделать кодле? Даже все вместе — что?

Кривясь от боли, Сашка поднялся, сплюнул розовую от крови, пузырящуюся слюну.

— Беги, Рукопят, — сказал тихо, но тот услышал и уставился на него, ещё не понимая.

— Беги, — повторил Сашка, уже громче. — Помнишь, как драпал тогда? Ты и твои… — Он снова сплюнул красным, во рту стоял солоноватый металлический привкус. Повернулся к Антипову и Кодле: — Ну, чего стали? Бейте или бегите, ну! Ну! Давайте!!!

Грищук уже подошёл к Рукопяту вплотную, и тот растерянно оттолкнул его, как отшвыривают надоевшего котёнка. Грищук споткнулся и упал рядом с Курдиным. Вскочил; одна дужка сломалась и висела перебитой лапкой насекомого.

Рукопят бездумно попятился. Глаза у него бегали, взгляд метался с одного лица на другое, ноздри раздулись, губы побледнели.

Грищук налетел на него прежде, чем кто-нибудь из ребят успел вмешаться. Он лупил Рукопята шаром по лицу, шар издавал гулкий звенящий звук, Рукопят прикрыл голову руками, отшатнулся и со всего размаху сел в развороченную кучу листьев.

Внезапно пошёл снег.

Большие мохнатые снежинки медленно кружились в воздухе. Опускались на волосы и плечи, на асфальт, на ветки. Моментально таяли — но поверх уже ложились новые.

Рукопят заплакал. Беззвучно, всё так же закрывая лицо руками.

От неожиданности Грищук прекратил дубасить его и теперь просто стоял, надсадно, громко выдыхая, дрожа всем телом.

— Хватит!.. — прохрипел Рукопят. — Хватит!.. пожалуйста !

Он заворочался, пытаясь отодвинуться подальше от Грищука. От шара, который скалился в никуда чёрной пустой ухмылкой.

Краем глаза Сашка уже видел, как бежит к ним военрук, а впереди — взъерошенный и хмурый Лебедь. Антипов и Колпак, переглянувшись, ломанулись к забору. Циркуль отпустил наконец Настю и прыжками помчался к дальнему концу двора, к дыре.

Потом вокруг вдруг сделалось громко и людно, как будто Сашка пропустил минуты две-три, словно их просто вырезали из его жизни. Учителя, обычно дремавший в своей дежурке охранник, уборщицы, школьники… От их криков болела голова и путались мысли.

Кто-то уже вызвал скорую, бледного, но живого Курдина укладывали на носилки. Классная скинула свой жакетик и набросила Насте на плечи. Кто-то из впечатлительных младшаков ревел, его успокаивали. Привели кодлу, всех троих. Рукопята совместными усилиями заставили встать; медсестра шёпотом сказала директору, что это истерика, сильный стресс. Лебедь тряс Сашку за плечи и спрашивал, как он себя чувствует, и тараторил, балда такая, просто не замолкал: и про молодца Грищука, который догадался рассказать Жирновой, и про саму Жирнову, что она тоже молодчина, хотя, конечно, много о себе воображает, но вот, смогла же… и что Курдин, тоже мне мистер зэд, сразу ломанулся на помощь, а Лебедя вот… ну, Жирнова, короче, сказала, беги за военруком, только тебе поверят, и ещё ты, Лебедь, бегаешь быстрей всех, давай, жми! — ну и Лебедь поднажал, но еле нашёл его, а потом пока объяснил!.. думал, не успеет вообще! Но ты, Турухтун, крут, нереально крут — вот так, одному против всей кодлы…

Сашка понимал, что Лебедь перепугался, поэтому и тараторит; и ещё просто не хочет, чтобы Сашка решил, будето он, Лебедь, бегал за военруком, поскольку струсил. Сашка так не думал, конечно.

Сашке вообще, если честно, было сейчас плевать на всё это. Он хотел узнать только одно — именно то, чего узнать никак не мог.

А снег всё падал и падал, и с какой-то будничной простотой Сашка понял, что всё изменилось. Мир для него уже никогда не будет прежним.

Классная взяла Сашку за руку и повела в школу, отпаивать чаем. Потом был какой-то грузный мужчина, он спрашивал и записывал, и дал Сашке бумагу, чтобы перечитал и заверил: «с моих слов… всё точно», — и классная поставила свою подпись рядом с Сашкиной, дескать, слушала и подтверждает: всё точно. Приехали родители, директор о чём-то говорил с ними за запертыми дверьми, а классная в это время помогала Сашке приводить в порядок дедов шар.

Поэтому мама увидела шар почти таким же, каким он был всегда. Без рожи, намалёванной Рукопятом.

Остальное, если задуматься, было совсем не важно.

В кино они пошли только через неделю — когда зажила Сашкина разбитая губа и почти исчез фингал под глазом. Пошли вечером, сразу после уроков. Билеты Сашка купил заранее, распотрошив по такому случаю копилку, подаренную дедом на десятилетие.