Андрей Ваон - Чемпионат

— Милый, что ты пыхтишь, как старый паровоз? — Лера неслышно подошла и обняла сзади. — Не хочется обратно? Во всю эту чернуху возвращаться?

Юра с удовольствием отдался на волю её рукам. Слабым голосом ответил:

— Откуда ты такая умная взялась? Просто здесь было всё понятно, что и как. А там… какая-то возня опять.

— Какая же возня? Кто мне с таким воодушевлением про прожекты футбольные рассказывал? Или у тебя, как у красавицы — «сердце склонно к перемене»?

— Да так всё, так! Строил, воодушевлялся, разглагольствовал… да Тимур этот, видно, что-то разбередил. Бизнес у него… может себе и игрушки позволить. А что я в его возрасте буду представлять из себя? Потрёпанный футболлер без гроша, здоровья и будущего? — вновь раздухарился Бобров. — И чего вот теперь делать?

— Давай вернёмся, разберёмся. Родителей навестим. А потом уж подумаем. Денег же у нас хватит пока? А сейчас остаток отдыха мозг неприятными думами ни к чему загружать.

— Да уж — кавказоиды нам хорошо заплатили, от щедрот.

— Вот и ладно. И вообще, почему я успокаиваю своего мужчину, а не он заботится о своей ещё недавно больной жене?

— Ой, Лерчонок, я быстро, — Юра сконфузился, его ершистость растаяла в желании обеспечить уют, ужин и ночлег. Лера была шутлива, но Юра воспринял её упрёк серьёзно и деловито шебуршился в густой августовской темноте.

А непогода, как предсказывал опытный капитан перевозившего их кораблика, вновь распростёрлась над Байкалом, задувая и заливая короткую передышку. Ночью Юру и Леру разбудил жестяной грохот грома, сразу же взревел шквал. Хоть палатка была качественной, и поставили ребята её тщательно, сон до утра так и не пришёл. Лишь когда утро тускло засерело мутным рассветом, Лера, свернувшись эмбрионом, тихо засопела. Вновь, в который уже раз, Юра любовался ей в зыбком мареве сна. Его любовь к ней не иссякала и не убавлялась. Пророческой печатью он ощущал, что нашёл ту самую. Вспоминался и разговор с отцом. И нахлынувшее было вечером смятение, отступило перед неотвратимым желанием рубить с плеча, зная, что в тылу есть Лера.

Решив не ждать у «моря погоды» и солнца на Байкале, собрались в дождь и двинулись по шоссе в Иркутск. Ливень хлестал упругими струями, а промоины в канавах увеличивались на глазах. Быстрой езды не получалось, иногда приходилось спешиваться и толкать велосипеды вперёд. Дорога была безлюдна и безмашинна — как будто дождь смыл и людей тоже. Грязные, продрогшие и вымокшие до нитки, они к вечеру приплелись в аэропорт, одолев восемьдесят километров лишь за семь часов.

Аэропорт гудел потревоженным и переполненным ульем. Самолёты взлетали лишь изредка, многие рейсы отменялись, и количество людей в ожидании увеличивалось непрестанно. Но билеты продавались свободно. «Только вот вылетите ли вы послезавтра утром — это неизвестно» — сказали им в кассах. Нужно было искать крышу над головой.

— А давай шиканём и по-буржуйски снимем люкс в какой-нибудь пятизвёздочной? — Юре захотелось порадовать жену комфортом после полутора месяцев кочевой жизни.

Лера захохотала:

— Да нас, вонючек и за километр не подпустят к таким гостиницам!

Однако, звон монет, а точнее, карточки с немалой суммой делает приветливыми персонал в любой гостинице, независимо от внешнего вида потенциальных постояльцев. Но сначала заехали на мойку и, упаковав свои двухколёсные снаряды, сдали вместе с другим барахлом в камеру хранения.

Люкс был шикарен. Хотя в глазах одичавших походников любой комфорт выглядел неестественным и бросался в глаза.

Лера в булькающем джакузи богатого номера смотрелась также органично и обворожительно, как и в горячих источниках со стенками из камней на берегу Байкала. Несмотря на усталость, она пела песни и с визгом бултыхалась в обильной пене.

— Вот, даже ты кайфуешь от вот этого комфорта.

— Хватит гундеть, иди лучше ко мне, мой немытый мужлан. — Лера засмеялась, и снова занырнула с головой. Вынырнув, увидела обнажённого Юру, который погружался в тёплые воды огромной ванной. Глаза Леры накрыла поволока, и она, сомкнув на его смуглой шее свои тонкие предплечья, приникла к его губам.

Потом они ещё долго не могли заснуть на огромной кровати, утопая в белоснежных простынях, слушая, как барабанит непрекращающийся дождь, ловя в прикосновениях тел обоюдную нежность.

Следующий день они продолжили бездельничать в гостинице. Небесные хляби чуть утихомирили своё водное извержение, и надежда на запланированный вылет из Иркутска затеплилась. В телевизоре было всё то же — стабильностью в мире не пахло, стабильность была только в разрушающих процессах. Юра погримасничал, поразговаривал с «ящиком», да Лера выключала, вновь увлекая его в постель.

С утра мелькали голубые разрывы, был страшный дубак и пронзительный ветрюган. Но аэропорт функционировал на полную, и регистрация на Москву была открыта.

Самолёт, вздрогнув, оторвался от бетона взлётной полосы, а сердце Юры вздрогнуло в преддверии неясного и волнующего будущего.

Они снова ехали вместе. Ранние ноябрьские сумерки удлиняли сиреневые тени. Юго-запад тревожил всполохами заката. Они летели на север. В полной уже темноте в Новосибирске сдали экранолёт. Юра погрустил в разговоре с родителями — они тоже не порадовались, но нежданная разлука была не впервой, и привычка терпеть уже имелась.

— У меня ещё два дня выходных. Может, махнём куда-нибудь? — предложил Юра.

— Юрка, я устала сегодня мотаться туда-сюда. Давай домой приедем сначала? — от её «домой» пахнуло уютным и нежным, тем самым, когда остро чувствуется, что не один, что есть общее пристанище.

— Дома чисто и бардака нет, — Юра не скрывал довольной улыбки.

— Я бы на твоём месте поостереглась делать такие самоуверенные заявления. И вообще, надо вещи перевезти.

— Да… это ж придётся грузовик заказывать!

— Да у меня по-спартански всё! Наговариваешь! — знакомый тычок острым кулачком в бок.

Они были сильно измотаны и всю дорогу проспали. Пробудило их уже приземление во Внуково. Убогость Московской земли как будто отпечатывалась и на погоде — была прежняя слякоть, мутное небо и липкая взвесь в воздухе.

Лера решила не ехать сразу к себе, а поехала вместе с Юрой. Дома она быстро юркнула в душ, привычно ориентируясь в просторной квартире. Юра, повздыхав у захлопнувшейся перед его носом двери, пошёл на кухню сварганить лёгкий ужин. Оставались долгоиграющие («конечно, полезные!») овощи и немного риса. Он покидал всё в мультиварку и стал заваривать чай. Минут через десять из ванной высунулась мокрая Лерина голова:

— Юрка, принеси рубашку. Ну, ты знаешь какую, — она игриво улыбнулась.

— А вдруг я её выбросил?