Андрей Ваон - Чемпионат

— Это вот что же, так быстро возбудились все на эту толкотню и бойню? — Юра как будто не был сам участником футбола последние десять лет.

— Лер, вот погляди на него… Удивляюсь я тебе, Юрец, — ты что ж думал, что вот эти блевотные чёрные газоны, эти драки до крови регулярные, людены, похожие на гладиаторов, это вот всё — что, думаешь, в противовес болельщицкому интересу делается?

— Ну, как… Мне казалось, что такое низкопробное зрелище нишу свою найдёт. Больше того, конечно, я не сомневался, что людей гораздо проще спускать с какого-никакого уровня, чем тянуть вверх. Только ведь и мой расчёт на то, что футбол, пусть даже в самом изысканном исполнении — не драмтеатр (ну, за редким исключением), но сюжет и какое-то изящество в нём может быть. Поэтому тоже народу, мне казалось, должно нравиться. Опять же, если это свои же парни, то дополнительный интерес. А тут, оказывается, что они с лёгкость променяли какое-никакое зрелище на совсем уж болотную возню, лишь бы мочилова было побольше? Так ведь хватает другого «спорта» — и полигоны эти бесконечные (сам и играй), и бои стенка на стенку, и без правил. До прямого гладиаторства пока не дошли, но дело времени…

— Вот-вот! Вот футболу эта роль гладиаторских боёв и уготована! Мяч — это такая архаика, для ностальгии.

— Хм, ну пускай, ладно. Я про другое толковал. Я ж говорю, что как так быстро, так легко забыли прежнюю свою любовь?

— Ха! Так на то пропаганда и технология всякая и старается. Отовсюду из всех щелей новое превозносится, старое втаптывается. Испокон веков так делали, только сейчас оружие помощнее. Это тут у нас каким-то образом народ зашоренным оказался, если ваше шоу на ура приняли…

— А может, это просто ты, да и те, наверху, недооцениваете простых граждан? Может, людены — это лишь пыль временная, а всеобщая шаблонность и предопределённость не такая абсолютная? Может, всё же человек ещё звучит хоть как-то и выбор сам делает?

— Ой, опять ты со своим поистине детским идеализмом и мечтами даже какими-то, — отмахнулся Ганжа.

Лера же смотрела на мужа обожающе и даже как-то восторженно. Как раз эту романтическую искру в глазах Юры она и любила и печалилась, когда глаза тухли, а брови мрачно сдвигались. Но каждый раз его, действительно, прямо-таки юношеская мечтательность воспаряла вновь, несмотря на столкновения с гадостями реальности.

— Серёж, зато на Юрке всё держится. Стали бы мы вкалывать так мощно, не подталкивай он нас своими «фантазиями».

— Да я бы уж нашёл, чем себя занять, — забурчал Ганжа. — Хотя так-то, конечно, — уже совсем тихо сказал он. Закисший в своём цинизме, он тоже имел душу, которая рвалась порой наружу из клетки серого фатализма. И куском света белого был, как и для многих других, как раз Бобров. Ганжа потряс лысой головой.

— Ладно, пустопорожние разговоры это. Вопрос в том, как сюжет строить будем?

— Наверное, нужно покаяться и пасть по-детски на колени: «Мы больше так не будем», — предложила Лера. — От нас этого и ждут ведь. А лезть на рожон… может, хватит? А то за оставшийся месяц переберём предупреждений и бесславно закончим, толком и не начав.

— В общем, ясно. Ничего интересного. Будем рутину ботать. Подстраиваясь и выгибаясь.

— Интересно будет, я тебе гарантирую. Ещё до той игры три матча. И каждый представляется нешуточным препятствием. Мы с Валентином общались, явно без помощи программерской не обойтись. Только вот пока чего конкретно не придумали делать.

— Тю… ты не путай! Ваших люденов кодировать проскуринские люди будут, у нас дела не столь мелкие. Или крупные, — после паузы добавил Ганжа.

— Я про эти твои «крупные» дела и толкую. Я как в вашу кухню немножко влез, мне и идеи сразу попёрли, — огорошил Бобров. Сергей с Лерой удивлённо переглянулись. — Да-да, не взмахивайте бровями своими. При всём моём неприятии этой предопределённости, я всё же согласен пользу извлекать. Так сказать, я на стороне Жеглова — не поскуплюсь на методы, ради достижения результата. Ну, не так, конечно, чтобы совсем принципы свои позабыть; людям не хочется гадить, но всё же с волками жить…

— Однако вот так вот живёшь с человеком под одной крышей, делишь с ним одно ложе, а он вон какие перлы может из закоулков сознания вытаскивать.

— Лерусь, я иногда думаю, когда ты спишь. Смотрю на тебя, и мысли всякие роятся, — с виноватой улыбкой приобнял жену Юра.

— Ещё и смотришь на меня во сне! Просто форменный караул… как я всё это выдерживаю, — Лера картинно приложила изящную ладонь ко лбу. Она уже давно хотела разбавить серьёзный разговор шалостью, и вот случай представился. Хотя легонько и царапнуло, что муж её не поделился своими мыслями сперва с ней. Юра же лишь сжал её коленку и весело заглянул в глаза.

— Да, это очень любопытно, что ты, наш идейный вдохновитель и «художественный руководитель», теперь придумаешь и на нашем поле.

— Э, нет! Ты не путай! Я в ваши дела не полезу и учить вас не стану…

— Ф-фух, а то уж я запереживал, — теперь уже и Ганжа встал на привычную стезю сарказма. Юра же не смущался совершенно:

— Я просто скажу, чего придумалось, а уж вы там решите, пригодится или нет.

— Юрка, ну говори же уже. И дома ни слова не сказал, и теперь кота тянешь за хвост, — ускорила его Лера.

— Так вот. Что если за оставшееся время попытаться создать нашей команде имидж зажимаемой такой талантливой Золушки. То есть если над вторым пунктом мы как раз сейчас и работаем, то первый пункт — про притесняемость — я и предлагаю осуществить.

— Что это ещё за зажимы? Что ты хочешь такое прижать?

— Притеснения всякие создать мнимые. Ну, такой сюжет избитый — герой весь такой в белом, талантливый, а злобные сатрапы всяческие (несправедливо и нечестно) гнобят, мешая раскрываться и действовать. Так вот и с нами. Будем играть красиво, мощно. Но подвергаться гонениям. Вот с этой бумаги жалобной, что сейчас пришла и начать.

Ганжа задумался. Лера просияла:

— А что, Бобрик, очень забавная мысль. Тут и поле такое для воздействия на граждан.

— Да, только тут и грань очень тонкая. Если мы будем моделировать гонения и чуть палку перегнём, то не симпатий (ведь этого же ты хочешь?) добьёмся, а столкнём «Московию» в яму. Да ещё и подножку на пути подставим.

— Соглашусь, что много тут деталей непростых. Но ты ж правильно сказал — я идею подбросил, а детали — это уже ваша стезя, — довольный улыбался Бобров. — Но суть вы правильно уяснили. Нужно симпатии завоевать, чтобы наш номер тридцатого прошёл в благоприятных условиях всеобщей поддержки.

— В общем, идея понятна. И работы ты нам подбросил.

— Только ты сам жаловался, что боишься в рутине погрязнуть, вот я тебе альтернативу и предложил.

— Ладно, ладно. Шучу я. Как раз интересно всё, — пробубнил Ганжа. — Ну, чего, собираться я буду. Завтра тогда в рабочем порядке и покумекаем. Валентина надо будет позвать. Да и Колян вроде снова чего-то там интерес проявлял.