Андрей Валентинов - Нуар

Грек даже засопел от радости.

— Совершенно верно! Прекрасная у тебя память, Рич. Это — «форт». Обычно в нем девять лунок, их выделяют нарисованной «стеной». Но настоящие любители, вроде меня, не признают полумер и предпочитают выстраивать настоящие крепости. Здесь пока фундамент, я над ним еще поработаю. А сама игра называется «Вären und Hunde». Если перевести…

— «Медведь и собаки». В таких объемах немецкий я еще помню.

Ричард Грай, щелкнув зажигалкой, окинул взглядом украшенные игральными досками стены, красный коврик на прилавке, тоже игральный, в фигурных золотых разводах.

— Глазам своим не верю. Деметриос, ты стал лавочником!

— А что такого, Рич? — большие темные глаза удивлено моргнули. — Годы идут, мы не молодеем, пора бросать якорь. Почему бы и не здесь? Хочешь, я поставлю у входа настоящий славянский шкаф? Ты будешь чаще заходить и каждый раз повторять одну и ту же шутку… Да, насчет этой доски! Ты пасьянсы любишь? Дело в том, что есть легенда, будто некий граф из Прованса попал в тюрьму. Ему там было скучно, и он придумал пасьянс как раз на доске для «Лисы и гусей». Это и есть знаменитый «Солитёр». Я вечерами иногда балуюсь, раскладываю. На такой доске очень удобно, советую попробовать.

Грек вновь виновато заморгал, и бывшему штабс-капитану подумалось, что у настоящего Деметриоса есть брат-близнец, беззащитный и слабый любитель никому не интересного антиквариата. Или говорящая маска с наивными стеклянными глазами.

— Поставь у входа шкаф, Деметриос. И о тумбочке не забудь, так будет смешнее… Я пришел, чтобы сказать тебе спасибо. Ты не подвел и не предал, хотя вполне мог. Мне очень хочется верить, что причиной тому — не только страх.

— Ну, что ты, Рич, что ты! — грек вскочил, прижал руки к груди. — Мы же друзья, мы же…

Не договорил, упал обратно на стул. Ричард Грай подошел ближе, положил ладонь прямо в центр «форта».

— Ты знал, что я вернусь, Деметриос. Ты сам возвращался на «Текоре». Мы не станем это обсуждать, я лишь хочу тебя успокоить. Мы с тобой не мертвецы, мы просто попали в маленькую компанию счастливчиков. Если хочешь, объясню, почему такое стало возможным.

Любитель настольных игр отвернулся, помотал головой.

— Что ты объяснишь, Рич? Что? Я и сам знаю, каково это — стоять возле собственной могилы. А про тебя я все понял, когда узнал, что ты бываешь в том магазине за цитаделью. На «Текоре» мне назвали адрес, велели приходить, если будет плохо. Я там тоже бывал, продавец посоветовал заняться чем-нибудь нелепым, детским, хотя бы настольными играми. Вот я и увлекся… Помогает, но не всегда. Иногда ставишь фигурки — и видишь, как она идет по тому коридору. Заходит в одну комнату, потом в другую…

— Считай, что я тебя пожалел, — бывший штабс-капитан затушил папиросу, наклонился над столом. — Но ты не ушел в монастырь, друг Деметриос, и даже не записался в «Армию Спасения». Так что перестань ныть! Или это тоже игра? Если так, считай, что у нас с тобой ничья. Кстати, как с почтой? Мне кто-нибудь писал?

Деметриос, молча встав, прошел за прилавок, долго возился, переставляя какие-то коробки. Наконец достал небольшую кожаную папку, поднял повыше, осторожно сдул пыль. Дернув плечами, пояснил все так же виновато:

— Давно ничего не было. Неделю назад заходил в твое почтовое отделение, которое на горке…

На стол легли две стопки, побольше и поменьше. Первая — возле квадрата-«форта», вторая — у «крестового» подножия.

— Я отдельно сложил. В большой — всё по твоим лекарствам. Просьбы, предложения, благодарности. Знакомым я ответил, что ты уже не в деле… Ну, а все прочее — тоже отдельно.

— Изучил? — хмыкнул бывший штабс-капитан, бегло проглядывая адреса. Не дождавшись ответа, взял вторую стопку, подержал в руке, положил обратно. Читать не имело смысла. Торговые дела он свернул еще летом 1943-го, тогда же отписал партнерам, продал все лишнее. Во второй же стопке его ждали письма от мертвецов. Все эти ребята погибли во Франции, один на Корсике, при штурме Аяччо, остальные в Верхней Савойе. Он уехал из Эль-Джадиры раньше, чем думал — и разминулся с белыми конвертами.

— Сожги, — вздохнул он, доставая новую папиросу. — Этот мостик, Деметриос, уже никуда не ведет.

Грек замялся, посмотрел странно.

— Было… Было еще письмо — от твоей девочки из Нью-Йорка. Собственно, она мне написала, когда узнала, что ты… Что тебя…

— Что я, — равнодушно согласился Ричард Грай. — И что меня. Как там у нее дела?

— Прекрасно, прекрасно! У нее все хорошо, Рич. Только… В конверт она еще одно письмо вложила — для тебя. Если вдруг… Если ты все-таки вернешься, Рич. Я не удержался, распечатал. Прочитал…

Бывший штабс-капитан отвернулся, достал зажигалку. Грек подскочил, схватил за локоть.

— Да-да, Рич, нельзя было, понимаю. Но меня словно переклинило. Подумал, что если она тебе пишет, значит, знает — и о «Текоре», и обо всем прочем. Вдруг ты рассказал ей что-то важное? Не смог удержаться, прости!

Ричард Грай отвел чужую руку, дернул уголками губ.

— Ничего, друг Деметриос. Надеюсь, чтение было поучительным.

Шма Исроэйль: Адойной Элойхейну — Адойной эход! [38] Слушай, Израиль! Господь — Б-г наш и Он, Господь, — Един! (иврит.) — первые слова еврейской молитвы — литургического текста, состоящего из 4 цитат из Пятикнижия.

Извини, Рич, за такое начало, но я никогда еще не писала мертвому. Можно просто «Рич» без дурацкого «дяди»? Спасибо.

Я в очередной раз поругалась с родственниками, заперлась в своей комнате и думаю о том, как я тебя ненавижу. Это неправильно, знаю, но ты сам виноват. Я узнавала: твою могилу так и не нашли. Я не могу снять обувь, подойти, положить камень, попросить прощения — и простить. Порой мне кажется, что даже там, в своем шеоле, среди теней, ты посмеиваешься надо мною. И тогда я ненавижу тебя еще сильнее.

Иногда хочется выть. Я запираюсь в комнате, как сейчас, например, и вою. Родственники считают меня ненормальной и водят к врачу. Хотели отправить в «дурку», но я по твоему совету сразу же наняла хорошего адвоката. Так что буду выть и дальше.

Французы наградили меня медалью. Американцы тоже, но не медалью, а разрисованным листом бумаги (как это называется, я уже забыла) с чьей-то подписью. Британцы расщедрились аж на два ордена — один мне, другой тебе. Орден называется очень длинно — «The Most Excellent Order of the British Empire» [39] «Превосходнейший орден Британской империи» (англ.) — рыцарский орден, созданный британским королём Георгом V. . Ты — «Officer», я просто «Member». Смешно! Мне, еврейке, вручили крест.

Написала — и словно услышала твой голос: «Хорошо еще, что не серп и молот!» Ты же так бы ответил, Рич?