Элли Каунди - Сплетенные судьбами

Он заканчивает разрисовывать одну руку и собирается положить мел обратно в сумку.

- Что означают эти отметки? – спрашиваю я, и он замирает.

- А на что они похожи, по-твоему?

- На реки, - предполагаю я. – На вены.

Он увлеченно кивает. – Они похожи на то и то. Можешь думать, что так оно и есть.

- Но чем они являются для тебя? – настаиваю я.

- Сетью, - отвечает он.

Я сконфуженно трясу головой.

- Всем тем, что соединяет. Когда мы рисуем их, мы обычно делаем это сообща, вот так. – Он вытягивает свою руку так, что наши пальцы соприкасаются. Я чуть не отскакиваю от неожиданности, но сдерживаюсь. Он проводит мелом по своим пальцам, потом по моим, рисуя голубую линию дальше, вверх по моей руке.

Он отстраняется, и мы глядим друг на друга. – Теперь ты можешь продолжить рисовать линии сама, - говорит он. – Сначала на своей руке, а затем, коснувшись кого-нибудь, начать разукрашивать и его. И так далее по цепочке.

А что, если соединение прервалось? Хочу я спросить. Например, когда твоя дочь умерла?

- А если больше некому передать линии, - он словно услышал меня, - ты делаешь так. – Он поднимается и ударяет руками по стене из песчаника над своей головой. Я представляю, как десятки крохотных трещин расползаются во все стороны из точки удара. – Соединяешься с чем-нибудь .

- Но Каньону на это наплевать, - говорю я ему. – И ущельям тоже.

- Да, - соглашается Хантер. – Но зато мы по-прежнему соединены.

- Я прихватила вот это, - говорю я Хантеру, залезая в свою сумку и чувствуя внезапную робость. – Подумала, может, тебе захочется почитать.

Это страница со стихотворением, строчку из которого он написал на могиле Сары. То самое, где « когда июньский ветер рвет их пальцами с цветов ». Я вырвала ее из книги.

Хантер берет листок и громко декламирует:

Как звезды падали, Как снег

Как ворох лепестков,

Когда июньский ветер рвет

Их пальцами с цветов…

Он останавливается.

- Это похоже на то, что происходило с нами в деревнях, - произносит Элай. – Люди умирали так же. Как звезды падали.

Кай опускает голову на руки.

Хантер снова читает.

Они лежат в густой траве -

И их не увидать -

Но Бог в свой бесконечный лист

Всех сможет записать .

- Некоторые из нас верили, что когда-нибудь у них будет еще одна жизнь, - произносит он. – Кэтрин верила, и Сара тоже.

- Но ты не веришь, - говорит Инди.

- Не верил, - поправляет ее Хантер. – Но Саре об этом не говорил. Как бы я мог лишить ее веры в это? Она была для меня всем, – он шумно сглатывает. – Я держал ее на руках каждый вечер, когда она засыпала, и так на протяжении всех лет ее недолгой жизни. – Слезы снова бегут по его щекам, как и тогда, в пещере-библиотеке, и он снова не замечает их.

- Мне приходилось отодвигаться мало-помалу, - продолжает Хантер. – Я поднимал руку. Отрывал лицо от местечка на ее шее, где прятал его; отстранялся, так что мое дыхание больше не взъерошивало ее волосы. Движение за движением я делал это так тихо, что она даже не знала, что меня больше нет рядом. Я провожал ее в ночь.

- В Каверне я думал, что разобью все пробирки и умру в темноте. Но я не смог.

Он снова переводит взгляд на страницу и читает строчку, которую посвятил дочери. - Когда июньский ветер рвет их пальцами с цветов , - почти напевая, проговаривает он, его голос печален и тих. Затем Хантер встает, засовывая листок в свой рюкзак. – Я посмотрю, что там с дождем, - и выходит наружу.

К тому времени, как Хантер возвращается в пещеру, все, кроме нас с Каем, уже спят. Я слушаю дыхание Кая, лежащего за Элаем. Здесь все так тесно прижаты друг к другу, что мне не составило бы труда протянуть руку и коснуться Кая, но я сдерживаюсь. Как странно, мы путешествуем вместе, и в то же время так далеки друг от друга. Я никак не могу забыть, что он натворил. И что натворила я . Ну, зачем я сортировала его тогда?

Я слышу, как Хантер устраивается напротив выхода, и думаю, лучше бы я не давала ему этот стих. Я не хотела причинить ему боль.

Если бы я умерла здесь, и было кому нацарапать эпитафию для меня на стене этой пещеры, я бы не знала, что хотела, чтобы он написал.

А что бы выбрал дедушка для своей эпитафии?

Не уходи безропотно во тьму

Или

Я надеюсь столкнуться лицом к лицу с Лоцманом у руля

Дедушка, который знал меня лучше, чем кто-либо еще, стал для меня загадкой.

И Кай тоже.

Неожиданно, я вспоминаю тот эпизод в кинотеатре, когда он изливал всю свою боль, о которой мы и понятия не имели, и когда мы смеялись, он плакал.

Я прикрываю глаза. Я люблю Кая. Но не понимаю его. Он не позволяет мне приблизиться к нему. Да, я тоже наделала кучу ошибок, но я так устала, преследуя его по всем ущельям, по равнинам, протягивая ему руку несколько раз, лишь бы принял ее. Возможно, именно это и является истинной причиной того, что он Отклоненный. Возможно, даже Общество не сумело предугадать его поступки.

Кто поставил лицо Кая на первое место в базе данных для подбора пар? Моя чиновница лгала, говоря, что она знала об этом. Но я решила, что теперь это не имеет никакого значения – я выбрала любить его, я выбрала найти его – но вопросы снова лезут в голову.

Кто мог это сделать? Я уже подумала на Патрика. На Аиду.

И вдруг другая мысль возникает, самая поразительная, неправдоподобная, но вполне возможная: мог ли это быть сам Кай?

Я понятия не имею, как бы ему удалось такое провернуть, но я ведь также не знаю, как Ксандер смог засунуть свои сообщения во внутренние отделения таблеток. Любовь делает невероятное правдоподобным и вполне осуществимым. Я пытаюсь вспомнить, что говорил Кай в Городке, когда мы общались на тему базы данных и той ошибки. Разве не сказал он, что неважно, кто вписал туда его имя, пока я буду продолжать любить его?

Я до сих пор не знаю всю историю его жизни.

Может быть, утаивание некоторых фактов из истории удерживает нас в безопасности. А полное знание ощущается как нечто слишком большое, чтобы вынести, будь это история об Обществе или о Восстании, или просто о каком-то человеке.

Не это ли чувствует Кай? Что никому не нужно знание целого? Что его правда – слишком тяжелая ноша?

Все остальные спят.

Если бы я собирался убежать, то сейчас самое время для этого.

Однажды Кассия сказала мне, что хотела сочинить для меня стихотворение. Написала ли она когда-нибудь хотя бы начало? А какие слова использовала для концовки?

Перед тем, как уснуть, она плакала. Я протянул руку и дотронулся до кончиков ее волос. Она ничего не заметила. Я не знал, как поступить. Слушать, как она плачет, было больно. Я почувствовал, как слезы текут и по моему лицу. А когда я случайно задел рукой лицо Элая, оно оказалось мокрым от слез. Мы все были просто раздавлены горем. Таким же глубоким, как стены ущелья.