Чайна Мьевиль - Город и город

— Эти автобусы доставляли беженцев в лагеря. Теперь они вышли, а их никто ничему не обучал, они повсюду совершают бреши, переходят из города в город, не имея ни малейшего представления о том, что делают.

Я мог себе представить панику случайных прохожих, не говоря уже о ни в чём не повинных водителях в Бещеле и Уль-Коме, которым пришлось отчаянно увёртываться от мчащихся автобусов, по необходимости въезжавших и выезжавших из топольгангерного города, изо всех сил стараясь вернуть контроль и вытянуть свои машины туда, где они проживают. Сталкиваясь затем со множеством испуганных, раненых нарушителей, не имевших намерения совершать бреши, но лишённых выбора, не знавших языка, чтобы попросить о помощи, карабкавшихся из разбитых автобусов, причём на руках у них были плачущие дети, а кровь текла то по одну сторону границы, то по другую. Они, не настроенные на национальные нюансы — одежда, цвета, причёски, манеры, — приближались к людям, колеблясь взад и вперёд между странами.

— Мы объявили закрытие, — сказал Ашил. — Полную блокировку. Очистку обеих улиц. Брешь приведена в боевую готовность, повсеместно, пока с этим не будет покончено.

— Что?

Боевая Брешь? На моей памяти ничего подобного не случалось. Ни в один из городов нет входа, между ними нет никакого обмена, чрезвычайное усиление всех правил Бреши. Полиция обоих городов ожидает окончания зачистки, следуя предписаниям Бреши, помогая ей в течение этого срока держать границы на замке. Это был звук, который я слышал, эти механизированные голоса, перекрывающие растущий рёв сирен: динамики, объявляющие закрытие на обоих языках. «Покиньте улицы».

— Из-за автобусной аварии?..

— Она была подстроена, — сказал Ашил. — Они попали в засаду. Унификационисты устроили. Вот и случилось. Они повсюду. Бреши совершаются повсеместно, так сообщают.

Он старался успокоиться.

— В котором городе унифы?..

Я не закончил вопроса, потому что сам угадал ответ.

— В обоих. Действуют согласованно. Мы даже не знаем, бещельские ли унифы остановили автобусы.

Конечно, они работали вместе; это мы знали. Но чтобы маленькие группы страстных утопистов могли чего-то добиться? Могли устроить эту аварию, организовать такое?

— Они повсюду в обоих городах. Это их восстание. Они пытаются нас объединить.

Ашил мешкал. Благодаря этому я продолжал говорить, только благодаря тому, что он оставался в комнате на несколько минут дольше, чем должен был. Он проверял содержимое карманов, готовя себя к воинской бдительности. Все участники Бреши вызывались наружу. Его ждали. Сирены по-прежнему выли, голоса по-прежнему говорили.

— Ашил, ради бога, послушайте меня. Послушайте меня. Думаете, это совпадение? Бросьте! Ашил, не открывайте эту дверь. Думаете, мы добрались до этого, думаете, мы это вычислили, дошли так далеко, и вдруг, совершенно неожиданно, происходит это чёртово восстание? Кто-то способствует этому, Ашил. Чтобы выманить вас и всю Брешь на улицы и отвлечь от них. Как вы узнали о том, представители каких компаний бывали здесь и когда? В те вечера, когда Махалия переправляла артефакты?

Он не шелохнулся.

— Мы — Брешь, — сказал он после долгой паузы. — Мы можем сделать всё, что нам потребуется…

— Чёрт побери, Ашил! Я вам не какой-то паршивый брешедей, чтобы меня запугивать, мне надо знать. Как вы ведёте расследования?

— Через осведомителей. Информаторов, — сказал он наконец, бросив взгляд на окно, за которым нарастал хаос. Стоя у двери, он ждал от меня продолжения.

— Агенты или системы в офисах Бещеля и Уль-Комы сообщают вам нужную информацию, правильно? Значит, кто-то где-то шарил в базах данных, пытаясь выяснить, кто, где и когда бывал на приёмах Бещельской торговой палаты. Это и послужило сигналом, Ашил. Вы послали кого-то на поиски, а кто-то другой заметил, что за файлы их интересовали. Что может быть лучшим доказательством того, что мы на что-то вышли? Вы видели унифов. Они ничего собой не представляют. Что в Бещеле, что в Уль-Коме — крошечные группы романтичных и наивных панков. Там больше агентов, чем агитаторов; кто-то отдал приказ. Кто-то подстроил это, поняв, что мы напали на их след.

— Подождите, — добавил я. — Блокировка… Это касается не только Связующего зала, верно? Закрыты все границы, отменены все полёты?

— Все самолёты БещАэро и Иллитании на земле. Рейсов извне аэропорты не принимают.

— Как насчёт частных полётов?

— … Инструкция та же, но они не под нашей властью, как национальные перевозчики, так что это чуть более…

— Вот в этом-то и дело! Вы не можете вовремя их заблокировать. Кто-то хочет улизнуть. Нам надо добраться до здания компании «Сиэр и Кор».

— Туда, где…

— Туда, где происходит то, что происходит. Это…

Я указал на окно. Мы слышали дребезг разбиваемых стёкол, крики, неистовство автомобилей в панической гонке, шум драки.

— Это прикрытие.

На улицах мы шли через последние судороги, нервные подёргивания маленькой революции, которая умерла, прежде чем родилась, и не знала об этом. Но эти предсмертные конвульсии оставались опасными, и мы шли в боевом порядке. Никакой комендантский час не мог бы удержать эту панику.

Люди в обоих городах бежали по улице перед нами, меж тем как лай публичных объявлений на бещельском и иллитанском предупреждал их, что это блокировка, инициированная Брешью. Бились окна. Некоторые бежавшие, которых я видел, казались скорее легкомысленными, нежели испуганными. Не унифы — слишком маленькие и слишком нецелеустремленные: подростки, бросавшие камни, совершая тем самым наибольшие преступления в своей жизни, мелкие несущиеся в воздухе бреши, разбивавшие стёкла в городе, где они не жили и в котором не находились. Вдоль дороги пронёсся под блеяние двигателя уль-комский пожарный расчёт — туда, где в ночном небе полыхало зарево. Несколькими секундами позже за ним последовала бещельская пожарная машина: они всё ещё пытались сохранить различия, одни сражаясь с огнём с одной стороны соединённого фасада, другие — с другой.

Этим ребятам следовало бы побыстрее разойтись по домам, потому что люди Бреши были повсюду Невидимые для большинства, но всё же вышедшие этой ночью на улицы, придерживаясь своих негласных методов. На бегу я видел представителей Бреши, двигавшихся так, чтобы сойти за охваченных паникой граждан Бещеля и Уль-Комы, но несколько иначе — более целенаправленно и хищно, подобно нам с Ашилом. Я видел их благодаря недавней практике, так же, как они видели меня.

Потом мы увидели группу унифов. Для меня даже тогда, после нескольких дней интерстициальный жизни, было потрясением видеть их действующими вместе — участников обоих отделений, в одежде, которая, несмотря на транснациональные куртки и залатанные штаны панков-рокеров и независимо от их желания, чётко обозначала их в глазах тех, кто приспособлен к городскому семиозису, как бещельцев или улькоман. Теперь они были единой группой — волоча за собой низовую брешь, они переходили от стены до стены, распыляя лозунги на очень хитроумном сочетании бещельского и иллитанского, слова, которые, совершенно чёткие, хотя и несколько филигранные и украшенные засечками, на обоих языках читались: ВМЕСТЕ! ЕДИНСТВО!