Чайна Мьевиль - Город и город

— Мой, ну, мой напарник из Бреши, он был прав, — сказал я. — Даже если бы Бурич смог такое придумать, у него не было ни опыта, ни терпения подать это так, чтобы одурачить Махалию. Она была умна. Для этого нужен был тот, кто знал архивы, тайны и слухи об Оркини не просто слегка, но полностью. Полностью. Вы говорили правду, утверждая, что никакого Оркини не существует. Вы повторяли это снова и снова. В этом было всё дело, не так ли? Это не было идеей Бурича? После той конференции, на которой она причинила себе такие неприятности? Это, конечно, не была компания «Сиэр и Кор» — она просто наняла бы кого-то, чтобы заниматься контрабандой с большим размахом, а эта сквалыжническая операция… здесь она просто воспользовалась предоставленной возможностью. Конечно, вам требовались ресурсы Бурича, чтобы это заработало, и он не собирался отказываться от шанса украсть из Уль-Комы, подкормить Бещель — сколько инвестиций было связано с этим? — и нажиться самому Но это была ваша идея, и она никогда не была связана с деньгами. Вам недоставало Оркини. Это был способ получить и то, и другое. Да, вы, конечно, были не правы насчёт Оркини, но могли сделать так, чтобы оказаться правым.

Отборные артефакты, найденные при раскопках, детали которых могли знать только археологи — или те, кто их там оставил, как думала бедная Иоланда. Предполагаемый Оркини присылал своему якобы агенту внезапные инструкции, исполнение которых нельзя было затягивать, не было времени о чём-то думать или что-то переосмысливать, — только быстро извлечь и передать то-то и то-то.

— Вы сказали Махалии, что она единственная, кому вы готовы поведать правду. Что, когда вы отреклись от своей книги, это было только игрой в политику. Или же вы сказали ей, что это было трусостью? Это было бы выигрышным ходом. Готов поспорить, вы так и сделали.

Я подошёл к нему. Выражение его лица изменилось.

— «Мне так стыдно, Махалия, давление было слишком сильным. Ты храбрее меня, продолжай, ты уже так близко, ты найдёшь его…» Ваша чушь испортила вам всю карьеру, и вы не могли вернуть то время. Так что следующим выигрышным ходом было устроить так, словно всё это было верно с самого начала. Я уверен, что и деньги были неплохие — не говорите мне, что они не платили, — и у Бурича были свои резоны, у компании «Сиэр и Кор» имелись свои, а наци готовы послужить всем, кто найдёт нужные слова, подкрепив их долларом. Но для вас весь смысл был именно в Оркини, не так ли? Однако Махалия выяснила, что это ерунда, доктор Боуден.

Насколько совершеннее стала бы эта псевдоистория, явившись во второй раз, когда он мог бы состряпать свидетельства не только из фрагментов в архиве, не из перекрёстных ссылок на неверно понятые документы, но имел бы возможность что-то добавить к тем искусственным источникам, предложить тексты, даже сфабриковать послания — в том числе и к себе самому, ради её блага, а позже и для общего, о том, что всё то время, пока он отвергал их, они существовали, — из самого отсутствующего города. Но всё-таки она докопалась до правды.

— Должно быть, это было для вас неприятно, — сказал я.

Его взгляд витал где-то за пределами той местности, где мы находились, что бы она собой ни представляла.

— Это стало… Вот почему.

Она сказала ему, что её поставки — стало быть, и все тайные платежи — прекратятся. Но ярость его была вызвана не этим.

— Не думала ли она, что вас тоже обманули? Или понимала, что за этим вы и стоите? Думаю, она не знала. Не в её характере было насмехаться над вами. Полагаю, она думала, что защищает вас. Наверно, она организовала встречу с вами, чтобы вас защитить. Чтобы сказать вам, что вас обоих кто-то обманывает. Что вы оба в опасности.

Чем объяснялась ярость того нападения? Уничтожена вся задача — оправдание постфактум мёртвого проекта. Это не подсчёт очков, не состязание. Просто голый факт, что Махалия, даже не ведая об этом, оказалась умнее его, поняла, что его изобретение было изобретением, несмотря на все его попытки воплотить плод своего воображения, сделать его неопровержимым. Она сокрушила его без лукавства и желчи. Доказательства снова уничтожили его концепцию, улучшенную версию, Оркини 2.0, как в прошлый раз, когда он на самом деле в это верил. Махалия умерла, потому что доказала Боудену, что он глупец, поверивший сказочке, которую сам и сочинил.

— Что это за штука? Это она?..

Но Махалия не могла её вынести, а если бы передала её, та не попала бы к нему в руки.

— Она у меня уже много лет, — сказал он. — Её я нашёл сам. Когда впервые участвовал в раскопках. Охрана не всегда была такой, как сейчас.

— Где вы с ней встретились? В дурацком диссенсусе? Каком-нибудь старом пустом здании, где, по вашим словам, люди Оркини занимаются своей магией?

Это не имело значения. Местом убийства могло стать просто какое-то пустое пространство.

— … Поверите ли вы мне, если я скажу, что на самом деле не помню того мгновения? — осторожно спросил он.

— Да.

— Просто это постоянно, это…

Рассуждение, разбившее его творение вдребезги.

Возможно, он показал ей этот артефакт, словно тот что-то доказывал. Возможно, она сказала ему: «Это не Оркини! Нам надо подумать! Кому могут понадобиться эти предметы?» И ярость, обуявшая его при этих словах.

— Вы его разбили.

— Это поправимо. Он крепкий. Артефакты вообще крепкие.

Несмотря на то что он воспользовался им, чтобы забить её до смерти.

— Хорошо было придумано — провезти её через КПП.

— Когда я позвонил Буричу, тот не очень-то хотел отправлять водителя, но понимал, что так нужно. С милицьей или полищай у нас никогда не было проблем. Мы не могли позволить, чтобы нас заметила Брешь.

— Но ваши карты устарели. Я видел одну у вас на столе, тогда. Весь тот металлолом, что подобрали вы или Йордж — на том месте, где вы её убили? — был бесполезен.

— И когда только построили тот парк для катания? — На мгновение ему удалось заставить свои слова прозвучать так, словно он говорит об этом с искренним добродушием. — Там должен был быть прямой путь к устью.

Где старое железо утянуло бы её под воду.

— А что, Йорджавик не знал, куда ехать? Это же его город. А он был солдатом.

— У него никогда не было причин бывать в Покосте. А я не бывал там после той конференции. Карта, которую я ему дал, куплена несколько лет назад, и всё там было верно, когда я там был в последний раз.

— Но проклятая городская перестройка, верно? Он приехал туда, фургон загружен до отвала, а между ним и водой — пандусы и хаф-пайпы, и наступает рассвет. Когда всё пошло не так, именно тогда вы с Буричем… выпали.

— Не совсем, — сказал он. — У нас были кое-какие сведения, но мы думали, что всё миновало. Нет, по-настоящему он забеспокоился, когда вы приехали в Уль-Кому. Вот тогда он и понял, что есть проблема.