Нил Шустерман - Обделённые душой

— Да он никогда меня особенно и не любил, — замечает Лев.

Элина накрывает его ладонь своей.

— А вот здесь ты неправ. Он не разговаривал о тебе, потому что ему было слишком больно. — Она ненадолго замолкает, глядя на их сомкнутые руки. — И ещё потому, что он чувствовал себя частично ответственным за то, что ты стал хлопателем. Как и я.

Лев поднимает на неё непонимающий взгляд:

— Что за глупость!

— Ты так считаешь? Мы могли бы пойти против воли Совета. Если бы мы настояли...

— ...то это только ухудшило бы положение. Для всех нас. Моё присутствие постоянно напоминало бы вам, что Уил пожертвовал собой, спасая меня.

— И тебя, и Кили, и всех остальных детей, что были в том походе.

Доктор откидывается на спинку кресла. Она по-прежнему не в силах встретиться с Левом глазами, поэтому смотрит через каньон и приветственно машет рукой не сводящей с них глаз соседке. Женщина машет в ответ и, смутившись, делает вид, будто занята растениями в горшках.

— Посмотрите мне в глаза, Элина, — говорит Лев и ждёт, пока она не выполняет его просьбу. — Уйдя отсюда, я стал на путь, ведущий к гибели. Единственное, чего мне хотелось — это излить свою злобу на весь мир. Но вовсе не вы зародили её во мне. Это сделали мои родители. Юновласти. Паршивые орган-пираты, забравшие Уила. Не вы!

Лев смыкает веки, стараясь прогнать от себя воспоминания о том страшном дне. Ему, как и Пивани, слишком больно. Юноша глубоко вздыхает, берёт себя в руки и снова открывает глаза.

— Да, я превратился в нечто ужасное. Я побывал в аду. Но я вернулся оттуда.

Губы Элины трогает улыбка.

— И теперь ты здесь.

— И теперь я здесь, — кивает Лев.

Однако он не имеет понятия, куда его занесёт завтра.

После заката Лев приходит в большую гостиную.

— Живой! — восклицает Коннор, увидев друга. Коннор неспокоен; однако, похоже, он уже не в таком напряжении, как раньше.

— Не ожидал?

— Не-а. Ты каждый раз как чёртик из табакерки.

Вместо форменной сорочки, которую Коннор стянул с полицейского, на нём теперь дизайнерская рубашка в арапачском стиле из домотканого полотна. Она ему очень идёт, и в то же время что-то здесь глубоко не так. Резервация и Коннор в мозгу Лева как-то не сочетаются.

— Мне нравится твой хвостик, — говорит Коннор, имея в виду причёску Лева.

Тот пожимает плечами:

— Да зарос вот... Но, может, я их так и оставлю.

— Не стоит, — возражает Коннор. — Я наврал. Терпеть не могу твой хвост.

Лев не может удержаться от смеха, и у него начинает ныть бок, отчего юноша болезненно морщится.

Подхватывая эстафету приветствий, к Леву смущённо подходит Кили. Когда Лев в последний раз видел мальчугана, тот был на голову ниже. Теперь они почти одного роста.

— Привет, Лев. Я рад, что ты вернулся, особенно — что в живом виде!

Кили ещё будет расти, а вот Леву это не грозит. Его рост остановился — такова плата зато, что он в своё время насытил свою кровь жидкой взрывчаткой.

Пивани тоже здесь, готовит обед, жаркое из свежего мяса — наверняка сам добыл на охоте сегодня. Его приветствие, поначалу сдержанное, заканчивается таким крепким объятием, что Леву больно, но он не подаёт виду.

И только Грейс держится в сторонке. Даже после их отчаянной поездки в угнанном автомобиле она не может решить, как ей держаться с Левом. Она заговаривает с ним только после того, как все расселись за обеденным столом.

— Так ты точно не взорвёшься?

В наступившем неловком молчании раздаётся голос Кили:

— По правде, мне тоже интересно.

Лев делает огромные глаза.

— А вот возьму и... — зловеще произносит он, выжидает пару секунд и вскрикивает: — БУУМ!

Все подскакивают, а Грейс — выше всех. Она заляпывает соседей по столу соусом и выпаливает целый залп ругательств, отчего все присутствующие катятся со смеху.

После обеда все расходятся по своим делам, и Коннор с Левом остаются одни.

— Слушай, так что всё это значит? — тихо спрашивает Коннор. — Откуда ты знаешь всех этих людей?

Лев глубоко вздыхает. Коннор заслуживает объяснений, хотя Леву и не очень хочется в них пускаться.

— Я побывал здесь до того, как пришёл на Кладбище. Они приютили меня на некоторое время. Почти приняли в племя. Почти. Всё испортили проклятые орган-пираты. Они напали на нас, когда мы были в походе в лесу, и сын Элины...

— Уил?

— Да, Уил. Он предложил себя в обмен на жизни остальных.

Коннор в недоумении.

— С каких это пор орган-пираты вступают в переговоры?

— Им нужно было что-то необыкновенное. А Уил был очень даже необыкновенным. В жизни не слыхал, чтобы кто-то так играл на гитаре, как он. Заполучив его, пираты махнули рукой на остальных. Ну и вот, я тоже был там, к тому же я чужак, пришлый, вот меня и сделали козлом отпущения. После этого я не мог больше здесь оставаться.

Коннор кивает и не выспрашивает подробностей. Вместо этого он смотрит в окно. Снаружи совсем стемнело, видны лишь огни домов на той стороне расщелины.

— Тебе бы лучше не привыкать к здешней жизни, — предупреждает Коннор.

— Я уже привык, — отвечает Лев и уходит, прежде чем Коннор успевает сказать что-то ещё.

В доме на склоне ущелья много места. Правда, личные спаленки малы, зато их много и все они выходят в большой зал, служащий одновременно и гостиной, и столовой, и кухней. Из какого-то мрачного любопытства Лев заглядывает в комнату Уила. Он полагает, что она сохраняется в том состоянии, в каком была при жизни хозяина — но нет. Однако и заново её тоже не обставили. Комната Уила пуста — ни мебели, ни украшений. Лишь голые каменные стены.

— Ничьей ноги больше не будет в этой комнате, — заявляет Элина Леву. — Во всяком случае, пока я жива.

Все начинают готовиться ко сну, а Лев идёт на поиски Пивани. Между Левом и охотником образовалась самая большая пропасть неловкости, гораздо шире, чем между Левом и всеми остальными, и юноша надеется навести через неё мост. Он рассчитывает найти Пивани в мастерской внизу, на первом этаже, находящемся на уровне пересохшего речного русла, за каким-нибудь нехитрым занятием типа подготовки кож к дублению. Вместо этого он обнаруживает там того, кого совсем не ожидал видеть.

Она сидит на верстаке, волосы стянуты на затылке узорчатой лентой. Она выглядит точно так же, какой её помнит Лев.

Уна.

Уна была помолвлена с Уилом, и когда её жениха забрали орган-пираты, горю девушки не было предела. Она была попросту разбита. После трагедии в лесу всё произошло очень быстро: петицию Лева о принятии в члены племени отклонили, Пивани отвёз мальчика к воротам, и Лева выставили за пределы резервации, так что он даже не успел попрощаться с Уной. В тот момент Лев даже был этому рад — ну что он мог бы ей сказать? Он и сейчас не находит слов, и поэтому растерянно стоит в тени, не решаясь выйти на свет.