Л. ВОРОНКОВА - БЕСПОКОЙНЫЙ ЧЕЛОВЕК

Шел день за днем. Отшумела листва на деревьях. Улетели птицы. Скотину выгоняли поздно, пригоняли рано. А скоро и совсем поставили в стойла – заморозки начались по утрам.

Телятница Паша, растапливая в большом телятнике печь, вздыхала и охала.

– Ах, вы подумайте, вы подумайте только – ведь не топит Катерина-то! И от дров отказалась!

– Хоть бы ты, Марфа Тихоновна, в это дело вмешалась, – сказала однажды молчаливая Надежда. – Ну что это, поморозит всех телят! Простудит, а куда их потом? Ты же все-таки бригадир!

– Не мое дело. – с напускной беззаботностью ответила Марфа Тихоновна. – Читала, небось, правила? Никому не входить. Вот как! Ну и хорошо. Я и не войду. Зачем я пойду? Пускай одна в своем телятнике царствует.

И спустя несколько минут с язвительной усмешкой добавила:

– Зато и отвечать будет одна!

А в Катеринином царстве пока все было тихо, чисто и весело. Восемь маленьких теляток стояло в клетках. Восемь голосов встречало ее, когда она приходила их кормить. Катерина и кормила их, и чистила, и обмывала, если запачкаются… Но когда стали выпадать заморозки, у Катерины затревожилось сердце. В один из холодных октябрьских дней, когда под дождем вздувались и плыли по лужам пузыри, Катерина зашла к деду Антону. Бабушка Анна сидела с газетой у окна перед накрытым столом и ждала деда обедать.

Увидев Катерину, она отложила газету:

– Что, Катюша? Все ли у тебя благополучно?

– Все хорошо пока, бабушка Анна!

– А, ну и в час добрый! А тут вот опять, вишь, что делают – изничтожают Корею-то! Ни совести, ни жалости… Ну есть же звери!

– А у нас в Союзе как дела? Ты про новостройки, бабушка Анна, тоже читаешь?

Бабушка Анна оживилась, подняла очки на лоб:

– А как же? Ну, у нас в Союзе работа как в котле кипит: буровые вышки ставят, землю изучают, дороги прокладывают – это где канал должен пройти. А на канале, видишь, плотину выстроят… Уж не знаю, на сколько километров, только очень далеко вода разольется… А электричества будет сколько! Ведь, небось, везде электрических станций на каналах-то понаставят!

Да, – мечтательно вздохнула Катерина, – большие работы. Есть где развернуться человеку. Знаешь, бабушка Анна, меня иногда прямо так и подзуживает: эх, поехать бы туда, подсобить бы людям!

– Э! Катерина! – махнула рукой бабушка Анна. – Если каждый туда ринется, кому же дома работать?..

В избу вошел дед Антон, отряхнул мокрую шапку у порога.

– А кто же это куда собирается? – спросил он, снимая пиджак. – Уж не ты ли, Катерина?

– Я, дедушка Антон, – улыбнулась Катерина. – Вот как читаю я про новостройки, так даже сердце рвется – тоже как-то помочь хочется, поработать бы там!

Дед Антон с усмешкой покачал головой:

– Эко ты! А что ж, помогать разве только там можно? Помогать и дома можно. Вот, скажем, на заводах какие-нибудь мощные самосвалы делают для новостроек – помогают они или нет? Помогают. Железнодорожники везут груз на новостройки. Помогают они или нет? Помогают. На Алтае вот лес валят да сплавляют по Оби, гонят для новостроек – помогают? Помогают! Ну, а мы, колхозники? Мы хлеб даем. Мясо даем. Молоко даем. Кормим людей, которые на новостройках работают. Помогаем мы им или нет? Как скажешь, голова?

Катерина смутилась, засмеялась.

– Вот покажи настоящую работу на своем телятнике, сохрани всех, вырасти – пожалуйста, вот уж и ты помощник на новостройках! А как же, голова?.. Ну, как, живы твои-то?

– Живы! – радостно ответила Катерина. – Как рыбки!

Бабушка Анна, как только вошел дед Антон, сразу захлопотала, принялась накрывать на стол.

– Садись, Катерина, с нами! Раздевайся, садись!

– Нет, нет, спасибо! – застеснялась Катерина. – Я только вот к дедушке Антону. Дедушка Антон, попроси председателя на фланель денег выписать, надо бы телятам попонки сшить… Побаиваюсь мороза.

– Вот вы с дедом-то выдумщики какие! – сказала бабушка Анна. – Теперь попонки вам понадобились. А истопили бы печку, когда холодно, вот тебе и все!

– Нет, уж ты, голова, нас не сбивай, – возразил дед Антон. – Уж взялись за новое дело, так со старым его путать нечего. А мне председателю только слово сказать, расход невелик. Он об этом и сам знает. Он у нас человек неглупый. С ним сговориться просто, дело с двух слов понимает!.. А шить-то кто эти попонки будет?

– Вот еще! – весело воскликнула Катерина. – Сами сошьем! Девчат позову, да за один вечер и сошьем!

– Принеси и мне штуки две, – снисходительно сказала бабушка Анна. – Хоть и слепа стала, а сошью.

– Спасибо вам! – сердечно поблагодарила Катерина и, веселая, несмотря на дождь и ветер, побежала домой.

На другой же день, как поставили коров на зимовку, Петр Васильич проводил в избе-читальне первое зоотехническое занятие. Все работники молочной фермы, все конюхи, все овцеводы и куроводы явились на это занятие. Никого не пришлось уговаривать, только оповестили: так давно уже в повседневной работе, в неудачах, в заботах созрело у людей чувство необходимости учиться, понимать, знать. Первым пришел дед Антон и сел в переднем углу, во главе стола. Петр Васильич благодарно улыбнулся ему. Вслед за ним притащилась Наталья Дроздова.

– Во! Глядите, а он уж тут! – удивилась она, увидев деда Антона. – Я думала: куда, старая, иду? На смех, что ли? А старик вперед меня пришел! Чего тебе учиться-то, старый кочедык? Нам с тобой в могилу пора!

– А неученые-то и там, говорят, не нужны, – ответил дед Антон, расправляя усы. – В рай и то, говорят, теперь только ученых принимают…

Собралась и вся молодежь колхоза, все комсомольцы пришли. Ни единого пустого места не осталось в избе-читальне. Не было только Марфы Тихоновны.

– Подождем? – спросил Петр Васильич.

– Да что ж она там? – раздались нетерпеливые голоса. – Послать надо за ней… Девчонки, сбегайте!

Среди девочек-юннаток, тоже пришедших на занятие, сидела Настя Рублева.

– Бабушка не придет, – сказала она, опуская ресницы, – она устала…

Негромкий говор пошел по избе. Но Петр Васильич тут же попросил тишины и начал занятия.

– А что, бабы, я гляжу, – прогудела тетка Таисья: – наш Петр Васильич совсем другой человек стал. Будто его живой водой спрыснули.

Но ее тут же кто-то толкнул в бок и сказал, чтобы она помолчала да послушала, что Петр Васильич говорит.

Тихо – в делах, в ласковых заботах, в песнях и неясных мечтах – проходили дни и вечера Катерины. В одной из книг лежал засохший цветок левкоя – желтый, прозрачный. Но Катерине казалось, что слабый аромат и прохлада звездной ночи все еще хранятся в его густых лепестках. Говорят, что человек – кузнец своего счастья. Но Катерине казалось, что она очень плохой кузнец – счастье прошло мимо рук, а она и попытки не сделала удержать его… Огорчала ее и Марфа Тихоновна: она попрежнему еле-еле отвечала на ее поклоны.