Александр Ромашков - Стратегия свободы: Исходный мир III.I

Резное дерево, красивые вензеля, длинный медный маятник. Три часа дня. В луч прожектора вошла Саманта. Такая, как я ее увидел в первый день. Приталенный плащ, распущенные волосы. Я позвал ее, попытался приблизиться. Тщетно. Она задумчиво посмотрела на часы, открыла створку циферблата и пальчиком перевела время на час назад. Я снова полетел вниз, в черную бездну.

Этот огромный город покинули очень давно. Покосившиеся высотные здания, проросшие сухим вьюном, стояли тесными рядами и печально озирались друг на друга разбитыми окнами. Тяжелый смог висел в воздухе, укутывая все вокруг. Само время тут стояло на месте. Побродив немного, я вышел на главную улицу. Проржавевшие автомобили безмолвно застыли в пробке. Пассажиров не было. Улицы были пусты, дома разбиты. Пару раз я видел оголодавших крыс и случайно залетевших в это проклятое место ворон. Устал. В голове постоянно стоял тихий, иногда заглушаемый мыслями, но не пропадающий шум радиопомех. Захотелось присесть. Увидел выцветшую вывеску кафе. Потрескавшиеся стекла желтели грязными подтеками редких дождей. Внутри мрачно. Разбитые бутылки, посуда. Стулья хаотично валялись на полу. Подошел к единственному целому зеркалу за барной стойкой. Смахнул пыль. На голове серая ковбойская шляпа. Потертый длинный плащ, весь в засохшей грязи. Платок на шее. Серые джинсы. Пустая кобура на бедре. Сайрос тупой болью отзывался в руке и выглядывал из-под грязных бинтов. Отросшая борода.

Сел на барменский стул, опустил голову. Это был очередной сон. Не самый радужный. Все в этом городе угнетало, пугало даже, его хотелось покинуть, бежать отсюда со всех ног. Если в пустыне я чувствовал, что мне надо двигаться вперед, то тут мне хотелось спрятаться от чего-то зловещего. Потер усталое лицо руками. Почувствовал на себе чей-то взгляд. Посмотрел в зеркало. В дверном проходе скользнула тень. Присутствие невидимого мне, неизвестного существа заставило сердце колотиться. Я резко обернулся. Никого. Ставшее классикой кинематографическое решение на деле не выглядело избитым. В соседнем помещении щелкнула и заморгала лампа. Я замер. Дыхание сперло, по спине пробежал холод. Сжал скулы, попытался выровнять пульс. Проверять, кто включил в кухне свет, я точно не хотел. Начал медленно подниматься, осторожно посмотрел в сторону выхода. Чисто. Тучи на улице сгущались, собирался идти дождь. Бежать надо было без промедления. Кто бы тут ни был, меня уже заметили. Радиопомехи в голове стали звенеть громче и тоньше. В соседней комнате раздался шорох одежды, лязгнуло железо. Послышался шепот, смех убегающих детей. Шепот становился все сильнее. Не разобрать ни слова. Да и не хотелось. Хотелось унести отсюда ноги. В таких местах плач ребенка еще может быть вызвал бы сомнения, смех же сомнений не вызывал. Кровавые сцены с расчлененкой были не за горами. Снова смех. Резко все стихло. Только стук сердца разрывал тишину, и тот норовил остановиться. Медлить было бессмысленно. Я успел сделать два шага, выходя из-за барной стойки, как услышал грохот падающей на пол кастрюли. Снова детский хохот и приближающийся звук топающей босой ножки по кафельному полу в кухне.

— Твою же мать! — в ужасе тихо выдохнул я, в то же мгновение бросившись к выходу. Споткнулся об валявшийся стул, повалил два соседних стола и рухнул меж ними на спину. В дверном проеме стояла маленькая лысая девочка в грязной серой ночной пижаме. Вся в пятнах не то грязи, не то засохшей крови. Чумазое лицо, бинтовая повязка. И вот тут других вариантов не было, повязка была пропитана кровью в местах, где находились глаза. Девочка волочила по полу разодранного плюшевого медведя. Точь-в-точь как у меня в детстве.

— Мне страшно, — протянула она жалобно.

— Понимаю, — еле слышно промычал себе под нос. Все тело было напряженно. Только кишечник норовил расслабиться.

— Ты отведешь меня домой? — она наклонила голову набок.

— Домой? — я приподнялся на локтях в попытке отползти назад. Найти подходящий выход из сложившейся ситуации пока не получалось.

— Ты отведешь меня домой? — повторила, словно аудиозапись. Не двигаясь, она в три прыжка очутилась рядом со мной. Будто телепортировалась, оставляя за собой кольца оплавленного воздуха. Мозг мой точно съехал. — Отведе-ешь?

— А где? — я сухо сглотнул. — Где ты живешь?

— Там! — она ткнула пальчиком в здание напротив. Кинотеатр. Повернулась ко мне, звучно улыбнулась. Из уголка рта на голову медведя капнула черная вязкая слюна. Тут ее внимание привлекло тусклое моргание сайроса. Девочка изумилась «игрушке». — Это мне?

— А, что? Нет. Нет, это не тебе. Это мое, — я отодвинул от нее ноющую от боли руку.

— Это мне? — опять как кукла радостно повторила она и увлеченно придвинулась ближе. Потянула окровавленные ручки, оставив медведя.

— Да нет же, нет, — я сделал еще попытку отползти назад, но девочка настойчиво ухватилась за устройство. В ответ сайрос дал разряд электричества. Маленькие ладошки зашипели и обуглились, безглазая девочка взвизгнула и отскочила назад. Съежилась на корточках. Оскалила гнилые зубы и хищно зарычала, а потом и пронзительно закричала.

— Конец мне, — пробормотал я, готовясь напоследок хоть как-нибудь отразить атаки этого демоненка. Но девочка исчезла. Снова телепортировалась куда-то. Лампа в кухне погасла, перестав мигать. На улице шумел дождь. Встал. Надел упавшую шляпу. Проверил руку. Сайрос также невинно светился сквозь бинты.

Вот он, смысл сна. Мне надлежало идти за ней. Сердце еще бешено колотилось, но страх начинал отступать. Постоял, потер глаза. Свыкся с мыслью, что снова предстоит иметь дело с этим бесом. Одернул ворот плаща и вышел под дождь.

Искать нужный кинозал долго не пришлось. Лишь из одного из них доносилось пощелкивание работающего проектора. Глубоко вдохнул заплесневелый воздух и шагнул внутрь. В пустом зале сидело это ужасное дитя и радовалось, дергано хлопало в ладоши. Вдруг обернулось на меня. Посерьезнело. Настойчиво стало показывать пальцем в старый экран. Испорченная временем пленка искажала изображение. Черно-белый фильм. Про детей. Я присел на крайнее кресло.

Главный герой — маленький мальчик лет пяти. Он опоздал на репетицию праздника и его приводят в музыкальный зал, где детей уже разбили по парам. Мальчик указывает на нарядную девочку с вьющимися белокурыми волосами, она нравится ему, но у нее уже есть пара для танца. К мальчику подводят другую девочку, без пары. Высокую, бесформенную, с короткими непонятными волосами. Малыш пугается, что не сможет танцевать с нравящейся девочкой, начинает горько рыдать и выбегает из зала.

— Оксана Бахмутова, — точно вспоминаю я. Окровавленный сатаненок прыгает в кресле, радуется, задорно смеется. Начинается следующий эпизод.