Павел Виноградов - Деяние XII

– Говорите.

– Вы бы сели, ваше высокопреосвященство, это будет долго…

– Говорите, – повторил Монсеньор.

– Хорошо. Я родился на севере Британской Индии, там, где сейчас Пакистан, в 1875 году.

Сахиб прервался, словно давая Монсеньору время переварить это поразительное заявление.

Но тот лишь произнёс:

– Продолжайте.

Президент Клаба сделал движение головой, будто хотел взглянуть на священника.

– Мой отец был солдатом ирландского полка колониальных войск. Мать…

– Я знаю, – неожиданно прервал его Монсеньор.

Сахиб понимающе кивнул.

– Вы, наверное, читали роман, написанный моим предшественником на посту президента Клаба?

– Да, и помножил два на два…

– Не вы один… Но в книге содержится отнюдь не вся правда. Более того – меньшая её часть.

– Вы перед Богом, а Ему нужна вся правда….

– Да, конечно… Я, белый сирота, брошенный в самом сердце Азии, беспризорный индийский мальчишка, был найден там сослуживцами отца – английскими масонами. Среди них были функционеры Большой игры – и низовой, геополитической, тогда очень интенсивной, и нашей, высокой. Тогдашний президент Клаба, вскоре, впрочем, уничтоженный Artel`ю, разглядел во мне игрока. Мне прочили великое будущее. Но факт моего существования необходимо было скрыть от общества. А это уже тогда было сложным делом – пара пронырливых репортеров даже успела написать о спасении белого дитя в варварской стране. Дело тянуло на хорошую сенсацию. И тогда…

Сахиб склонил голову ещё ниже.

– …Тогда Клаб принял решение провести операцию прикрытия – занять мозги соотечественников другой, более жареной сенсацией, чтобы первые публикации обо мне были забыты. Джек Потрошитель…

– Господи, помилуй, – вырвалось у Монсеньора.

– Да. Убийства проституток надёжно отвлекли внимание от моей скромной персоны и дали возможность тихо устроить меня на учебу в Индии. У тогдашнего нашего президента были и другие резоны в этой операции, но я сейчас в них вдаваться не буду.

Неожиданно Сахиб, не поднимая головы, рассмеялся, коротко и сухо. Монсеньор вздрогнул.

– Я рассказываю вам это, святой отец, не как свой грех – я тогда понятия не имел обо всём этом. Только что узнал о Большой игре, и, хоть плохо понимал её суть, чувствовал в ней нечто грандиозное. И знал, что предназначен для неё. Потому прилежно учился всем наукам и угождал моим руководителям и наставникам во всём, лишь бы остаться в Игре. Вы понимаете?

– Кажется, да… – произнёс священник с некоторым отвращнием.

– Полноте, падре, – засмеялся, заметив это Сахиб, – я ведь был маленьким уличным индусом, для которого в этом не было ничего дурного. Впервые посетил бордель в двенадцать лет, а уж когда первый раз был близок с мужчиной – и не помню.

– Господи, помилуй.

– Примерно тогда я встретился со своим предшественником – он был молод, но уже по уши в делах Клаба. Я почувствовал, что этот джентльмен – человек значительный. Что он разглядел во мне, не знаю, но позже, когда он принял полномочия президента, а я стал самым молодым членом правления Клаба, думаю, он уже наметил меня на место своего преемника. Он, без сомнения, был не только великим писателем, но и гением информационных диверсий, того, что янки стали недавно называть «спин-войнами». Короче, он дополнительно прикрыл меня, попросту, «стёр мою личность», как рекомендует один современный шаман. Написал обо мне роман, который стал знаменитым. И всё, для широкой публики в реальности я перестал существовать. Ловко, не правда ли, святой отец?..

– Да… ловко.

– Конечно, то, что было нужно, в романе опущено или переврано. Обстоятельства моей учебы, например, подробности операций, в которых я участвовал, ну, и все вещи, которые могли покоробить моих викторианских соотечественников… Но мой характер схвачен там очень верно, насколько я могу судить о себе тогдашнем. Таким я и был – смелым и весёлым, беззаботным, преданным друзьям и Игре.

Сахиб замолчал и Монсеньор на мгновение решил, что тот борется с рыданием, но когда юноша заговорил вновь, голос его был по-прежнему сух и ровен.

– На самом деле, весь этот шпионаж представлялся мне именно игрой – с маленькой буквы, которой тешатся взрослые. Я им с удовольствием подыгрывал, но тогда для меня было важнее другое. Я был… влюблён. По-мальчишески, напрочь. Влюблен в старого ламу, с которым познакомился в Тибете.

– Разве не…

– Именно в Тибете. Пакистан – выдумка моего автора. В Тибет я попал, потому что там была одна из школ Клаба, в которых я обучался. И тот лама даже не был буддистом (могу, кстати, сказать, что представления моего автора о буддизме были довольно примитивны). Он был жрецом бон-по, тамошней древней религии. Немного святым, немного шаманом. Но для меня он был единственным в мире человеком, который не хотел от меня ничего – ни моего тела, ни моих способностей. Он хотел лишь, чтобы я, его ученик – чёла, всегда был с ним рядом.

– А его паломничество?

– Это было, да… Только не по местам жизни Будды, как в романе. Он… мы искали страну Шамбала. И нашли её.

– Господи, помилуй. Продолжайте.

– Мы долго бродили по тем горам – если вы там не были, не поймете, что мы видели, а все описания, которые вы читали, ничего не стоят. Мой добрый учитель расцветал в родных местах, а я этому радовался. У меня была пара заданий Клаба, я их исполнил между делом. Учитель не раз говорил, что Шамбала откроется нам внезапно, когда её благословенный владыка Ригден-Джапо решит, что состояние нашего духа достигло нужной степени готовности. Так и случилось: благословенный решил…

Монсеньору опять показалось, что склонивший голову Сахиб хихикнул, почти непристойно.

– Не скажу, где именно мы были, да и неважно. Думаю, попасть в то место, если не призовут Силы, не сможет никто. Высокогорная долина в окружении пиков, а сразу над ними – бездонное небо… Там была Чёрная скала. Чёрная-чёрная, чернее всего, что я видел. И когда мы проходили мимо неё, раздался грохот, будто горы обрушились в тартарары. А скала стала раскрываться, как хищный цветок при виде двух жирных мух – плиты поднимались слой за слоем, лепестками. И оттуда хлынул красный свет. Именно хлынул, и затопил все – и горы, и небо, всё стало кровавым. И вместо скалы появился тот, кого учитель называл Ригден-Джапо.

Снова пауза. Тишина нависла, как готовое сорваться лезвие гильотины.

– Его громадная фигура как бы плавала в этом кровавом море на золотистых гребнях волн. Я не знаю, каким воспринимал его мой гуру – он сразу опустился на четвереньки и стал кланяться. А передо мной был то прекрасный юноша в сияющих одеждах, с мудрым и властным ликом, то чудовище, словно выскочившее из мозгов обкурившегося опиумом шизофреника. Трехголовое, одна голова над другой, каждая – своего цвета, и все в тиарах из человеческих черепов. Множество рук, в которых было разное странное оружие и куски трупов. А голос такой, словно с нами заговорили горы…Учитель что-то бормотал, а я, не знаю, откуда взялись силы, от ужаса, наверное, заорал во весь голос: «Ты кто?!» И оно ответило…