Галина Тер-Микаэлян - Грани миров

– Понимаю. Тем не менее, заработанные тобой деньги его устраивают. Ладно, извини, что я все это говорю, ты давно должна была меня оборвать и сказать, что я лезу не в свое дело, но я действительно за тебя беспокоюсь.

Людмила на мгновение закрыла глаза, потом открыла их и вздохнула:

– Ничего, я не в обиде – ты мой брат. За меня-то, собственно, никто никогда не беспокоился и в дела мои особо не лез – ты первый, наверное. Но и правда – больше не надо нам об этом. Андрей… он хороший, но не надо от людей требовать больше, чем они могут дать. Идемте чай пить – познакомишься с ним, поговоришь.

– Спасибо, но я тороплюсь – у меня скоро поезд, – поднявшись, Сергей протянул Наташе руку. – До свидания, Люда. Еще раз прошу – не гонись за большими деньгами. Лучше сообщи мне, если будешь в чем-то нуждаться – вот мой адрес и телефон.

Вытащив из кармана белый прямоугольник, он положил его на стол – Петр Эрнестович, уезжая в загранкомандировку, заказал несколько визитных карточек для себя и для брата.

– Ученый ты, значит, как наш отец, – тихо сказала Людмила, читая надпись, – кандидат наук Муромцев Сергей Эрнестович. Что ж, я за тебя рада – получаешь, стало быть, хорошо, ни в чем не нуждаешься. Но только не жди, чтобы я у тебя когда-нибудь денег попросила – я не мамаша, клянчить не люблю.

– Как угодно, это тебе решать, – ледяным тоном ответил он. – До свидания.

– До свидания, – эхом повторила за ним Наташа.

Они были уже у двери, когда Людмила окликнула:

– Сережа! – медленно приблизившись к Сергею, она положила руки ему на плечи и посмотрела прямо в глаза. – Не очень хорошо мы нынче с тобой поговорили – оба с норовом оказались. И чувствую я почему-то, что не суждено нам больше увидеться, поэтому давай, поцелуемся на прощание, брат. И тебя, невестушка будущая, давай, расцелую.

Выйдя из подъезда, они с Наташей долго шли рядом, не произнося ни слова. Наконец девушка нарушила молчание:

– Когда у вас поезд, вы не опоздаете?

– Что? – он с трудом оторвался от своих мыслей. – Поезд? Я еще не знаю точно – не взял пока билета. Вечером, наверное.

– А, ну да, – она прошла еще несколько шагов и спросила: – Вы думаете, Юру оставят со мной? Я боюсь, что вдруг его отправят в детдом.

– Да с какой стати? – удивился Сергей. – Он уже почти взрослый, да и вам уже есть восемнадцать. Вам ведь уже исполнилось восемнадцать?

– Да, в марте.

– Возможно, вас назначат его опекуном, но точно не знаю. У вас есть сейчас деньги?

– Да, Лиза, – она проглотила комок в горле, – Лиза оставила половину отпускных.

– Но они скоро кончатся, нужно поскорее оформить пенсию, чтобы у вас были деньги.

– Я знаю, где оформляют пенсию – мы с мамой ходили оформлять на меня, когда умер папа. Только я не знаю, какие нужны документы. Все наши бумаги лежат в ларце, но мама с Лизой не разрешали нам с Юркой туда лазить, поэтому я даже как-то… Раз ваш поезд еще нескоро, то не могли бы вы зайти и помочь мне разобраться? Или у вас нет времени?

– Гм, – Сергею меньше всего хотелось заходить сейчас к ней и копаться в бумагах умерших людей. – Нет, время у меня есть, но я ведь посторонний для вас человек. Может, лучше вам поможет ваша соседка Екатерина Марковна – она, кажется, очень душевная женщина, и вы ее давно знаете.

– Тетя Катя очень хорошая, но стала плохо видеть, а очки надевать не хочет – считает, что они ее старят. Как она разберется в документах, если не может читать?

– Но как же она обходится? – изумился Сергей.

– Так она на заводе почти сорок лет работает, все операции на станке вслепую может делать. А книжки читать я ей наши с Юркой детские даю – там шрифт в полстраницы.

– Ладно, – рассмеялся он, – не будем затруднять тетю Катю с очками, пусть она еще немного походит молодой.

Документы и старые фотографии Лузгиных лежали в резной шкатулке, которую Наташа почему-то называла ларцом. Сергей не стал смотреть фотографии – отыскал в пачке свидетельства о рождении сестер и Юры, протянул девушке:

– Сделайте у нотариуса копии и заверьте, а подлинники не отдавайте – могут потерять. И со свидетельства о смерти тоже сделайте копию. Еще, наверное, нужно будет взять справки у управдома и из школы – вам скажут.

– Спасибо, – она осторожно взяла бумаги и, закрыв шкатулку, положила их на крышку. – Я напою вас чаем, ладно? А то вы у вашей сестры Людмилы не попили. Почему вы там не остались – не хотели встречаться с Андреем или обиделись на меня?

– На тебя? – слегка смутившись, изумился Сергей. – Простите, на вас. С какой стати я должен на вас обижаться?

– Говорите мне «ты», ничего страшного. Просто Людмила решила, что я ваша невеста, а я помешала вам ей объяснить.

– Ну, я думаю, большой беды от этого не случилось, – усмехнулся он.

– Просто потому, что Людмила ведь встретится когда-нибудь с вашей женой, и вам всем может быть неприятно.

Ее опущенные ресницы на миг дрогнули, и Сергей едва не расхохотался – маленькая хитрющая девчонка! Нет, что бы спросить в лоб: «женаты вы, дяденька, или нет?». Ладно, любопытство сгубило кошку, помучайся, детка, в неизвестности.

– Думаю, что в этом случае особой катастрофы тоже не произойдет, – губы его тронула загадочная улыбка.

Наташа незаметно вздохнула и ушла на кухню за чайником. Вернувшись с оставшимися от поминок по Лизе бутербродами, она разлила чай, села напротив Сергея и долго в задумчивости размешивала сахар в своем стакане, позвякивая чайной ложкой.

– Мне ваша сестра Людмила очень понравилась – такая смелая и сильная женщина! Как она это сказала – нужно радоваться жизни сегодня, иначе завтра даже вспомнить будет нечего. Мне кажется, она по своим взглядам субъективная идеалистка – как Кант.

– Разве вы на первом курсе уже изучаете философию? – удивился Сергей.

Наташа покраснела до кончиков ушей.

– Нет, у нас пока была только история КПСС. Это я у Лизы в учебнике посмотрела. У них, когда она училась, был старичок-преподаватель по философии – субъективный идеалист.

– Да ладно!

– Серьезно, – девушка оживилась. – Он каждого студента рассматривал, как комплекс ощущений – приятных или неприятных. В зависимости от этого ставил оценку, а готовиться у него было бесполезно – хоть учи, хоть не учи.

– Ну, для этого не обязательно быть субъективным идеалистом, таких преподавателей пруд пруди. Особенно если старые, то они вообще могут быть с маразмом.

– Нет, он был точно субъективный идеалист, Лиза говорила, у него все признаки. Ей он поставил пятерку – она вызывала у него положительные эмоции. Ее вообще все любили.

Неожиданно она закрыла лицо и горестно заплакала.

– Наташа, не надо! – усадив ее на диван, Сергей сел рядом и обнял за плечи, тихонько покачивая, как ребенка. – Тихо, тихо, девочка, не надо. Что поделаешь, надо жить.