Дэн Уеллс - Фрагменты

— Как бы не начались беспорядки, — сказала Изольда, и Маркус кивнул. Одни протестующие заблокировали собой двери фургона, а другие пытались оттянуть первых в сторону, в то время как Армия беспомощно старалась поддерживать порядок.

«Нет, — подумал Маркус, наклоняясь вперед и хмурясь. — Они не стараются сохранить порядок, они пытаются... что они делают? Они не препятствуют драке, они пытаются ее разжечь. Я видел, как Армия подавляла мятежи, и тогда она справлялась куда лучше, чем сейчас. Тогда она действовала направленно. Да что же они..?»

Сенатор Уейст с темно-красным пятном на груди упал на землю, и почти сразу же раздался оглушающий хлопок. На мгновение мир, казалось, застыл; толпа, Армия и сама полянка оцепенели. Что произошло? Что это красное? Что за шум? Почему он упал? Рассудок Маркуса по одному кусочку составлял мозаику произошедшего, слишком медленно, неловко и беспорядочно.

Хлопок был звуком оружейного выстрела, а красное пятно на груди Уейста — кровью. Его застрелили.

Лошади захрипели, в ужасе вставая на дыбы и пытаясь вырваться из оков тяжелого фургона.

Их ржание разбило неподвижность момента, и толпа разразилась шумом и хаосом; все разом побежали — кто-то искал укрытия, кто-то неведомого стрелка, но все старались оказаться как можно дальше от тела. Маркус оттянул Изольду за скамейку и прижал ее к земле.

— Не двигайся, — сказал он и сломя голову кинулся к упавшему заключенному.

— Найти стрелка! — прокричал Сенатор Вульф. Маркус увидел, как он вытащил из-под куртки блестящий черный полуавтоматический пистолет. Гражданские разбегались в поисках укрытия, а вместе с ними и несколько солдат, но Вульф и другие военные оставались рядом с заключенными. От кирпичной стены за ними во все стороны полетела шрапнель, и по двору прокатился еще один громкий хлопок.

Маркус, не отрывая глаз от лежащего Уейста, кинулся на землю рядом с ним, и начал прощупывать пульс, когда сам еще до конца не остановился. Он не почувствовал ничего обнадеживающего, но бьющая волнами из раны на груди экс-сенатора кровь сообщила Маркусу, что сердце раненого все еще функционировало. Молодой человек зажал рану обеими руками, надавливая изо всех сил, и вскрикнул, когда кто-то рывком оттянул его от тела.

— Я пытаюсь спасти его!

— С ним покончено, — произнес солдат позади Маркуса. — Ты должен найти укрытие!

Маркус стряхнул с себя руки солдата и вернулся обратно к телу. Вульф снова кричал, указывая через лужайку на комплекс госпиталя, но Маркус проигнорировал шум и возню и снова зажал руками рану Уейста. Мгновенно его ладони окрасились красным и стали скользкими, и на руки брызнуло теплой струей артериальной крови. Маркус крикнул, зовя на помощь:

— Кто-нибудь, рубашку или куртку сюда! У него сквозное ранение, я не могу остановить кровотечение одними руками!

— Не глупи, — сказал солдат из-за спины Маркуса. — Спрячься в укрытие.

Когда Маркус повернулся к нему, он увидел Сенатора Деларосу, на которой все еще были наручники. Она припала к земле между ними.

— Сначала помоги ей! — сказал Маркус.

— Вон он! — крикнул Вульф, снова указывая на здания позади госпиталя. — Стрелок там, окружить госпиталь!

Кровь резво пробивалась через пальцы Маркуса, заливая его руки и покрывая грудь раненого заключенного; из выходного отверстия на спине она бежала таким же бурным ручьем, собиралась в лужицу и пропитывала штаны стоящего на коленях Маркуса. Крови было слишком много — слишком много, чтобы Уейст мог выжить — но Маркус продолжал зажимать рану.

Заключенный не дышал, и Маркус снова позвал на помощь:

— Я его теряю!

— Отпусти его! — громко и сердито прокричал солдат. Мир, казалось, пропитался кровью и адреналином, и Маркусу приходилась прилагать усилия, чтобы не паниковать. Когда, наконец, к телу заключенного потянулись чьи-то руки, готовые помочь остановить кровотечение, Маркус удивился, увидев, что это были руки не солдата, а Деларосы.

— Кто-нибудь, туда! — кричал Вульф. — Где-то среди тех развалин убийца!

— Это слишком опасно, — сказал один из пригнувшихся в кустах военных. — Нельзя бежать туда сломя голову, когда снайпер держит нас всех на мушке.

— Он не держит вас на мушке, он целится в заключенных.

— Слишком опасно, — настаивал военный.

— Тогда зовите подкрепление, — сказал Вульф. — Возьмите окрестности в кольцо. Да делайте же что-нибудь, не стойте просто так!

Маркус больше не чувствовал работы сердца раненого. Кровь из груди жертвы теперь бежала вяло, тело оцепенело. Маркус продолжал зажимать рану, понимая, что теперь это было бесполезно, но молодой человек был слишком ошеломлен, чтобы подумать о чем-нибудь еще.

— Почему вы вообще так беспокоитесь? — спросил солдат. Маркус поднял взгляд и увидел, что мужчина говорил с Сенатором Вульфом. — Пять минут назад вы требовали казни, а теперь, когда он мертв, вы пытаетесь поймать убийцу.

Вульф резко обернулся, его лицо оказалось всего лишь в нескольких дюймах от лица солдата.

— Как твое имя, рядовой?

Солдат дрогнул.

— Кантона, сэр. Лукас Кантона.

— Рядовой Кантона, кого и что вы поклялись защищать?

— Но он...

— Кого и что вы поклялись защищать?!

— Мой народ, сэр, — Кантона сглотнул. — И закон.

— В таком случае, рядовой, я советую вам хорошенько подумать в следующий раз, когда вы захотите заставить меня нарушить оба пункта моей клятвы.

Делароса взглянула на Маркуса, ее ладони и предплечья были покрыты кровью ее товарища.

— Ты же понимаешь, все кончено.

Это были первые слова, которые она произнесла в присутствие Маркуса за последний месяц, и они заставили его вернуться к реальности. Он понял, что все еще прижимает руки к неподвижной груди Уейста, и отстранился, задыхаясь, не в состоянии оторвать взгляд от тела.

— Что кончено?

— Всё.

— Думаю, это была Армия, — сказала Хочи.

Гару фыркнул.

— Ты считаешь, военные убили человека, который раньше представлял их в Сенате?

— Это единственное объяснение, — сказала Хочи. Они сидели в гостиной, доедая ужин: жареную треску и приготовленную на пару брокколи из сада Нандиты. Маркус чуть помедлил на этой мысли, замечая, что все еще считал сад принадлежащим Нандите, хоть она и пропала несколько месяцев назад — последний собранный урожай был даже не ею посажен, это сделала Хочи. В доме теперь оставались только Хочи и Изольда, но для Маркуса огород все равно оставался «садом Нандиты».

И, разумеется, сам дом для него оставался «домом Киры», а ее здесь не было уже два месяца.

Как бы то ни было, теперь Маркус проводил в нем даже больше времени, чем раньше, в надежде, что однажды дверь откроется и за ней окажется Кира. Но этого все никак не происходило.