Дэн Уеллс - Фрагменты

Спали Кира и ее спутники на огромном складе, который, как предположила девушка, являлся старым местом для ночевки водителей-дальнобойщиков. По широкой металлической крыше яростно лупила буря. Состояние раны Афы с прошлой ночи не улучшилось, но, по крайней мере, хуже мужчине тоже не стало. Завернувшись в свой спальный мешок, Кира читала при свете луны остросюжетный роман, который она взяла в библиотеке. «Да уж, за этим парнем гоняются демоны, — подумала она, — но утром его хотя бы ожидает теплый душ».

Кира так и заснула над книгой, а когда проснулась, то обнаружила, что уютно завернута в одеяло. Сэмм смотрел в окно, за которым над городом поднималось солнце. Он быстро глянул на Киру, а затем продолжил наблюдать, как небо становится светлее.

Кира села, потягиваясь и разминая шею.

— Доброе утро, — сказала она. — Спасибо за одеяло.

— Доброе, — ответил Сэмм. Его глаза по-прежнему были обращены к окну. — Не за что.

Кира встала и повесила одеяло на стоявшие в ряд стулья, а затем присела на корточки и открыла рюкзак. Херон и Афа спали, поэтому она говорила тихо:

— Что подойдет сегодня на завтрак? Есть вяленая говядина, нечто, что на запах очень напоминает вяленую говядину, и... арахис. Все со времен до Раскола, это то, что мы собрали в том местечке в Пенсильвании. — Она снова заглянула в рюкзак. — У нас заканчивается еда.

— Стоит поискать чего-нибудь в этом городе, перед тем как уходить, — произнес Сэмм. — Мы недалеко от токсичной пустоши, и я не знаю, можно ли доверять тому, что мы найдем там.

— Вечером мы проезжали мимо бакалейной лавки, — сказала Кира, доставая все три имеющихся вида еды и ставя их на стол возле Сэмма. Сев с другой стороны, она открыла арахис.

— Можем потом вернуться и зайти туда, но пока приступай.

Сэмм поглядел на еду, взял первую попавшуюся упаковку с говядиной и открыл ее. Он старательно обнюхал ее содержимое и лишь затем достал кусок черного, ссохшегося мяса, которое было жестким, как сыромятная кожа.

— Что нужно сделать с мясом, чтобы оно не испортилось в течение двенадцати лет?

— Что ты имеешь в виду, говоря «не испортилось»? — спросила Кира. — Эту штуку надо рассасывать до вечера, перед тем как ее можно будет разжевать.

Сэмм оторвал от мяса длинную и тонкую полоску, которая была на удивление волокнистой.

— Придется сварить это, — сказал он, бросая кусок обратно в упаковку. — Но все же — съедобная пища, которой почти столько же, сколько нам самим. Та корова, возможно, была нашего возраста и умерла еще до того, как проросло это дерево. — Он указал на тополь высотой в двадцать футов, который рос из трещины во вздувшемся асфальте парковки. — И все равно мы можем есть это. Сейчас в мире нет ничего, что могло бы так сохранять еду. Возможно, никогда и не будет.

— Не уверена, нужно ли нам это, — ответила Кира. — Я в любой момент готова съесть свежей говядины из Риверхеда.

— Просто... — Сэмм помедлил. — Одно следует за другим. Автомобили, которые не могут ездить. Самолеты, которые никогда снова не полетят. Компьютерные системы, которыми мы едва можем пользоваться, не говоря уже о том, чтобы воссоздать. Как будто... как будто время движется назад. Мы — археологи-дикари среди руин будущего.

Кира ничего не ответила, разжевывая земляной орех. Из-за неровной городской линии горизонта выглядывало солнце. Девушка сглотнула и заговорила:

— Прости, Сэмм.

— Это не твоя вина.

— Не за дикарство, — произнесла Кира, — и не за говядину или... Прости, что я обижалась на тебя. Мне жаль, что я говорила то, из-за чего ты разозлился.

Он наблюдал на солнцем, ничего не говоря, а Кира безрезультатно пыталась прочесть через линк его эмоции.

— Я тоже прошу прощения, — сказал он. — Я не знаю, как это исправить.

— Мы на войне, — ответила Кира. — Но это не та война, в которой мы можем победить: люди и Партиалы убивают друг друга, и себя, и всякого, кто попадется им под руку, потому что они не знают другого способа решить проблему. «Если мы не будем сражаться, мы умрем». Но нам нужно понять, что даже если мы будем сражаться, то все равно погибнем. Мы не хотим осознавать это, потому что это слишком страшно. Легче прибегнуть к старым проверенным методам ненависти и мести, ведь в таком случае мы делаем хоть что-то.

— Я не испытываю к тебе ненависти, — произнес Сэмм, — но раньше было не так. Когда ты взяла меня в плен и я очнулся и понял, что все остальные из моей группы мертвы. Ты была там, и я ненавидел тебя сильнее, чем считал возможным ненавидеть. Прости меня за это тоже.

— Все в порядке, — ответила Кира. — Нельзя сказать, что я сама безвинна. — Она улыбнулась. — Теперь нам остается только отправить каждого человека и каждого Партиала в путешествие через полстраны, чтобы они научились доверять друг другу и понимать друг друга.

— Я рад, что есть такое простое решение, — сказал Сэмм. Он не улыбнулся, но Кира подумала, что почувствовала намек на улыбку через линк. Она съела еще одну горсть арахиса.

— Ты ведь этого хочешь на самом деле, верно? — спросил Сэмм.

Кира непонимающе на него посмотрела.

— Единства мира, — пояснил он, все еще глядя в окно. — Мира, где люди и Партиалы живут в дружбе.

Он глянул на нее краем глаза.

Кира кивнула, задумчиво пережевывая арахис и глотая его. Именно этого она и хотела, хотела с того времени, как... С того времени как узнала, кем является. Партиалка, воспитанная как человек, связанная с обеими группами и не являющаяся частью ни одной из них.

— Иногда мне кажется... — начала она и сразу замолчала. «Иногда мне кажется, что только тогда меня примут. Я не принадлежу ни к одной группе, больше не принадлежу, но если и те, и другие объединятся, то я больше не буду белой вороной. Я буду частью толпы». Она вздохнула, слишком смущенная, чтобы озвучить свои мысли. — Иногда мне кажется, что это единственный способ всех спасти, — тихо произнесла она. — Объединить всех.

— Это будет намного сложнее, чем просто исцелить убивающие нас недуги, — заметил Сэмм.

— Я знаю, — ответила Кира. — Мы найдем лаборатории ПараДжен, найдем планы и формулы, исцелим РМ, «срок годности» и все остальное, но это в любом случае будет бесполезно, потому что наши народы никогда не станут доверять друг другу.

— Однажды им придется, — сказал Сэмм. — Когда выбирать нужно будет между доверием и вымиранием, доверием и забвением, они увидят единственный выход и воспользуются им.

— Одна из тех черт, что мне нравятся в тебе, Сэмм, — произнесла Кира. — Ты безнадежный оптимист.

Первые несколько дней дорога была почти подозрительно прямой и ровной. С обеих ее сторон попадались фермы, захваченные растительностью и стадами диких лошадей и скота, но каждое новое место было неотличимым от предыдущего, и Кире начало казаться, что они практически стоят на месте.