Сергей Трищенко - Каменный век деревянных людей

– А почему у тебя никого не было? – спросил Виш. – Ты такая красивая…

– Не смейся надо мной! Я – уродка! – Лил провела рукой по своей голове и чуть не заплакала. Об этом сказали её прикушенные губы. Но затем она взглянула на Виша и улыбнулась:

– Ты говоришь, у вас все такие? Как смешно! Но… ты не снимай шлема, хорошо? Пусть пока все думают, что ты такой же, как они… как все наши.

– Ну, хорошо… А как… – Виш замолчал, потому что к ним направлялись вооружённые воины.

– Вот этот! – один указал копьём на Виша. – Он убил Гера! На нём его шлем! – и концом копья ловко сбил шлем с головы Виша.

Вздох удивления пронёсся по собравшейся толпе, когда все увидели, что на голове Виша нет верхушки.

– Это не наш… не наш…

Виш поднял руку.

– Я не убивал вашего товарища! Его убила гусеница. Вот её челюсти, – и он повернулся и показал болтающиеся на спине роговые челюсти убитой гусеницы.

Вздох удивления пронёсся по собравшимся.

– Убил гусеницу? Нет, двух гусениц! Сам, один? Ого! Да ну, нашёл челюсти где-нибудь! Нет, свежие! Не может быть! – послышались возгласы. – А Тат в прошлом году? Он тоже убил гусеницу! А как она его погрызла? А на этом – ни царапины!

Виш растерянно переводил взгляд от одного говорящего к другому. Пики Виша торчали за плечами, а меч – у пояса. Успеет ли он выхватить хоть что-нибудь? А пики воинов нацелены на Виша. Но хуже всего, что он не мог представить, как это – сражаться с себе подобными? Не с гусеницей, не с муляжом гусеницы, который таскают два люраса, а с самим люрасом. И не в учебной схватке, а всерьёз. Да ещё, быть может, убить его…

Виш понятия не имел, куда следует бить, чтобы… Нет, он догадывался, что если люрасу отрубить голову, то, скорее всего, тот умрёт. Особенно если меч недостаточно острый, а рядом нет врача и голову некому приставить на место. Но как убить люраса пикой? Проткнуть и ждать, пока вытечет вся сокровь? Не получится…

Нет, Вишу совсем не хотелось пробовать такое злодейство. Тем более что воины, судя по всему, управляться с пиками умели.

Поэтому он сложил ладони почкой и вновь повторил:

– Я не убивал вашего товарища…

Но Вишу, наверное, не поверили бы, если бы в противоположном конце деревни не послышался шум, и оттуда не появилась новая толпа воинов, ведущая за руки бледного-бледного юношу, который от страха ослабел так, что не пытался вырваться.

– Мы… я был вместе с Гером. На нас напали жуки. Один на меня, второй на Гера. Я ударил одного копьём, и оно сломалось! Я бросился бежать. И я ничего не знал о смерти Гера! – парень возвысил голос, пытаясь оправдаться.

– Мы нашли сломанное копьё недалеко от жучиного панциря, – рассказывали воины.

«А я не заметил копья! – подумал Виш. – Иначе догадался бы, что воин шёл не один. Но жук был один! Парень врёт! Иначе Гера съели бы жуки…». А вслух сказал:

– Гер убил жука! Но затем на Гера напали гусеницы!

– Тише, тише! – выкрикнул ближайший к Вишу воин. – Чужак рассказывает, как погиб Гер!

Все разом замолчали.

– Как он погиб, я не видел, – Виш покачал головой. – Но я шёл по его следам и видел убитого им жука. Это был большой жук!

– Мы видели панцирь, – подтвердили воины. – Это был большой жук!

– Гер храбро сражался и победил жука, – продолжал Виш. – Но на него напали гусеницы, много гусениц, четыре штуки!

Воины разом охнули от страха. Виш помолчал мгновение, потом сказал:

– Он убил двух гусениц! Но не смог вытащить копьё и каменный топор из убитых гусениц, и погиб.

– А почему ты уцелел? – ехидно спросил кто-то из толпы. – Если там было, как ты говоришь, сразу четыре гусеницы?

– Гер помог мне своей смертью, – спокойно произнёс Виш, обведя взглядом воинов. Его слова возвышали Гера в глазах соотечественников. Тем более что так оно и было. – На Гера напало четыре гусеницы. Двух убил Гер. Одна из живых осталась поедать… – он запнулся, – Гера, а вторая набросилась на меня. Если бы обе напали на меня, я бы с ними не справился («Разве что всадить гусенице пику в пасть, как сделал Чер, – подумал Виш, – пригвоздить её к земле, а с другой сражаться мечом. Но гусеницы не нападают одновременно. Неужели дикари об этом не знают?»). Так что и мёртвый Гер продолжал биться с врагами, – закончил Виш.

Толпа молчала.

– Я похоронил его! – подняв голову, сказал Виш. – Похоронил по нашим обычаям. Такого воина нельзя бросать на съедение мелким тварям. Я не знаю, как делается у вас, поэтому похоронил по своей вере, в земле, насыпав над ним земляной холм.

Толпа одобрительно зашумела.

– Чтобы он смог прорасти и начать новую жизнь, – неожиданно для себя добавил Виш. Откуда-то всплыла эта фраза. Не то Гач рассказывал ему, не то, скорее, Чер.

Толпа взорвалась радостными криками. Очевидно, Виш сделал всё, как надо. И он мысленно возблагодарил Чера, когда-то сказавшего эти слова. Старый солдат тоже продолжал сражаться!

Воины, окружающие Виша, заулыбались и опустили копья.

– Ты всё сделал правильно, – тихо сказал подошедший к Вишу старый воин с пожелтевшей от возраста кожурой. – Мы тоже верим, что прорастём когда-нибудь в другой жизни, под другим солнцем. А шлем? Почему ты не оставил ему шлем?

Взоры воинов обратились к Вишу.

– Я взял его шлем, чтобы… чтобы породниться с ним. У нас принято обмениваться оружием, если люди становятся друзьями… – вдохновенно врал Виш. Впрочем, врал ли? Пусть в его селении не было такого обычая, но о чём-то подобном рассказывал Гач. А ведь это происходило на его, Виша, земле! И если бы ему довелось побывать в тех переделках, о коих рассказывал Гач, то и он поменялся бы оружием с побратимом. – А я считал его своим другом, после того… после того, как он отвлёк на себя гусеницу…

Гер действительно помог, и Виш вполне мог считать его побратимом. Они и побратались бы, сумей Виш догнать Гера чуть раньше, перед тем, как на того напали гусеницы. А если бы он помог Геру убить гусениц…

«Я бы отдал ему свою пику – и он бы остался жив, – подумал Виш. – И мне стало бы легче общаться с ними и просить проводить к морю. Но, может, они помогут мне как мужу Лил?»

– Вождь, вождь! – зашумели воины.

К толпе, поддерживаемый под пазухи спящих почек двумя молодыми люрасами, подходил люрас с полностью пожелтевшей макушкой.

Он сразу заметил болтающиеся на спине Виша челюсти гусеницы.

– Ты… ты убил это чудовище? – произнёс вождь.

– Конечно, – пожал плечами Виш. – А что такого?

Он не стал уточнять, что убил не одну гусеницу, а много, и не такую маленькую. Ему стало немного стыдно: он не считал победы над местными гусеницами чем-то особенным. Здешних гусениц можно уничтожать десятками, а они почти не реагируют на то, что их убивают. Но, может, у воинов иные отношения с гусеницами? В то же время Виш полагал, что, расскажи он всю правду о победах на родине – ему никто не поверит.