Альберт Фейгельсон - Долина Дестино

Закончив читать молитву, Илеш подняла голову, и не успев осознать прочитанное, была вовлечена в новый поток страстей и эмоций, вызванный танцем возле алтаря.

Храм был освещён притупленным светом факелов. Они были в синих плафонах, придававших месту ещё большую таинственность. Пол усыпан цветами, разбросанными на фоне разноцветных складок шёлковой ткани. Одна за другой как тени в храме возникали фигуры девушек. С ними ещё вчера Илеш играла у реки или ходила к колодцу за водой поутру, а сегодня они нагие танцевали около неё. Полумрак выдавал очертания их тел. В глубокой тишине совершалось чудо. Полёт при помощи веера. Мистерия проходила ради одного человека. Около алтаря стояла одна Илеш…

Я знала, что мне придётся отказаться от многого, если меня посвятят в тайны владения веера, но я мечтала об этом с детства. Сегодня мне нужно было только сказать «да» и присоединиться к танцующим. От меня не требовалось техники, меня просили следовать за тем, что внутри, интуитивно отдаться музыке и подсознанию, которое поведёт и закружит в танце. Учитель позволил мне первый раз не только открыть веер, но и выпустить первую стрелу в воздух…

Илеш закрыла глаза и размышления маленькой девочки, ставшей взрослой, поглотили её. Она вспомнила уроки своего учителя. «Потребность быть желанным – это не прихоть, а необходимость внутреннего равновесия. Истинные желания – это свобода и большая любовь близких тебе людей. Но, чтобы совместить их в единое, нужна сила. Она не даётся при рождении, а накапливается с годами. Время изначально отсутствует и из-за этого, мы поначалу двигаемся по инерции.

Для любого движения нужна направляющая сила, а также источник. В этом случае, любой поиск закругляется на самом себе. В замкнутом круге, где мы осуществляем свой поиск. А найдя их, очень скоро убеждаемся в том, что сами стали заложниками знаний и надежд, и всего того, что имеем и к чему стремились всё это время. Содержимое неминуемо оборачивается бременем. В первую очередь, для себя самого. Выход один – Любовь. Она не признаёт границ, распространяющаяся её энергетика меняет все законы природы, устанавливая свои правила игры. Главное правило, – нет правил, нет доказательств, нет формул, нет силы сдерживающей её натиск. При попытке изменить ход действия происходит ещё больший надлом только от одной мысли, что это вообще возможно».

Узнавать жизнь, – значит переживать и бояться потерять близких. Страх в этом случае можно возвести на пьедестал почёта, отдавая ему почести создателя, где живёт частица тебя самого.

Так вот в чём смысл! – вспомнила себя Илеш, отдаваясь полностью музыке. Энергия звуков, распространяясь по телу, собралась в правой руке, чтобы дать силы подняться в воздух в первый раз при помощи веера.

Не сбрасывай скорость! Сбросить её не значит, что тебе будет легче, – услышала она в своей голове голос учителя. Так было каждый день, пока в долину не пришла новость о войне.

Сегодня Ленад должен был остаться один среди высоких стражей лесной глубины, чтобы создать свою симфонию. Лес хранил в своих недрах столько звуков, что хватило бы для создания любой музыкальной композиции с лихвой, но ему нужна была одна, своя, ни на что не похожая. Красоты покрытых растительностью пологих утёсов и высоких гор, щебетание птиц не давали Ленаду собраться с мыслями. Деревья гордо смотрели на него, молчаливо указывая макушками стволов в небо. Ленад разговаривал с ними как с близкими друзьями, направляясь к «Шару симфонии». Река лежала в двух вёрстах от замка. Здесь он обычно просиживал долгие часы на берегу под одиноким старым дубом, прислушиваясь, о чем поют её коварные, бурные воды. На противоположном берегу располагалось селение, куда он часто бегал с друзьями, чтобы познакомиться с местными девушками.

Это пространство притягивало, привлекало и звало его всякий раз обратно, как только Ленад возвращался во дворец.

Прошлое быстро удалялось от него тонкой полоской дыма за горизонт. Когда принц был мальчиком, он любил убегать с уроков на дворцовую площадь, бродить среди толпы, где, каждый торговец кричал и зазывал к себе прохожих как мог. Живые, простые люди его радовали. Ему казалось, – их голоса главные инструменты для музыки его души. Ленад повзрослел, хотел он этого или нет. Только в мечтах, возвращаясь в безропотно-беззаботную жизнь. От воспоминаний на душе его становилось теплее и веселее. Страсти, объятия, неподдельные восклицания и удивление, девственное кокетство подружек на одну ночь, их грустные, обиженные взгляды… Можно было жить, не обременяя себя ничем. Теперь небо покрылось тучами. Пришла ответственность за каждый шаг взрослой жизни.

Стояла жара, парило, небо угрожало разразиться грозой.

– Только бы не ливень! – устало и разочарованно произнёс Ленад, посмотрев в хмурое небо. От одного взгляда на свинцовые тучи стало холодно, руки потянулись застегнуть на рубашке все пуговицы. На пригорке появилась фигура девушки в белом льняном платьице. Ленад прищурился как от солнца в полдень.

– Мой король, что вы здесь делаете? – спросила она, приблизившись к нему. Её глаза слепили и притягивали. Черты лица были красивы и правильны, прозрачность полотна выдавала не полностью сформированные женские прелести. Энергии она излучала столько, что можно было от восхищения умереть на месте. Она была худа и смугла. Вероятно, красавица была из тех мест, где женщины больше хлопотали по дому. На севере девушки на охоту выходили с 10 лет. Волосы её были собраны назад при помощи деревянной заколкой. На чистом и ровном лбу выделялись красиво сломленные брови. Она оставалась неподвижной, только немного переминалась с ноги на ногу. Глаза излучали энергию, даря свет любому, кто попадал под её чары. На лице её отражалась внутренняя тревога. Игра мыслей была непонятна и загадочна… Едва заметная улыбка появилась на губах и исчезала; большие светлые глаза (эти глаза меняют обычно цвет) медленно начали сужаться. Про таких при дворе говорили, – желанна: учится, чувствует глубоко и сильно, но тайно. В детстве редко плачут такие девочки, потому что внутренний мир открыт для них с момента рождения, и они его только поддерживают, а не ищут. Это прелестное создание, появившееся внезапно в лесу, напомнило Ленаду о собственной матери в юности, изображённой на картине придворного художника в семейном зале дворца.