Михаил Сергеев - «The Coliseum» (Колизей). Часть 1

– Распять его! Распять! – группа людей, завернутых в светлые одежды похожие на балахоны, отличающие их от остальной толпы, странно ритмичными выкриками заглушала отдаваемые тучным преторианцем команды. Крики становились все громче и громче.

Чуть в стороне от балдахина, на площадке, окруженной цепью людей с короткими мечами, которые теснили разбушевавшихся, стоял человек с опущенной головой. Кусок ткани, скорее набедренная повязка, да клочки материи, свисающие с правого плеча – вот и все, что было на нем. Рядом вытянулись двое стражников.

Андрей перевел взгляд на толпу и увидел, как те, в одеждах, окружив одного из своих, проталкивались к ним.

– Смерть! Смерть самозванцу!

«Боже! Да ведь это древняя Иудея!» – мелькнуло в голове.

Вскинутые руки вдруг напомнили ему о чем-то уже виденном. «Конечно! Все походило на то, что случилось год назад. Он помнил чужой сон из книги: тогда, на опушке леса, у костра в белых балахонах стояли шесть человек. Каждый из них одной рукой держал бубен, ритмично ударяя по нему. Эти удары, отдаваясь в кронах деревьев, становились все громче и громче. Перерастая в непрерывный гул, они заполняли весь распадок, который уходил от костра на запад. Там, в глубине распадка, вдоль ручья, убегающего по низине от грохота бубнов, словно обезумев от притягательной силы магического звука, раздирая о ветки в кровь лицо и ладони, изо всех сил карабкались в гору три человека. Андрей, Безухов и Болконский. Как и сегодня проталкивались к балдахину эти несколько человек. Один тогда упал замертво.

«Сколько же будет сегодня?» – мелькнула мысль.

Он, только он тогда, как и сейчас, должен был вернуть их к тому склону, не дать добраться до страшной опушки.

Разбросать, погасить пылающие страсти костра, разорвать лгущие бубны, разогнать по темным прибежищам обманчивые балахоны, что стоят на каждом повороте, в каждый день жизни людей, обещающих им все, лишь бы свернули они. И начали выбирать их путь, снимать о них фильмы, навязывать их свободы, подписывать с ними договоры. Уже зная себе цену на занятом месте зловещего мира знамен и лозунгов. Калеча и убивая тех, кто идет прямо, не слушая, не поддаваясь, просто желающих жить, любить и откликаться.

Но сейчас Андрей был на площади и видел, как пробиравшиеся к возвышению достигли цели. Один смело шагнул к человеку под балдахином, протягивая ему книгу. Тот с недоумением повертел её в руках.

– К чему мне она?

– Наместник Грат! – громко начал тот. – Я, первосвященник иудейский, назначенный тобою же, послушное орудие в руках своего тестя, уготовляя смерть нам… – человек вдруг замер как вкопанный от произнесенных слов, но тут же, придя в себя и странно оглянувшись на удивленные взгляды, неуверенно закончил: – Принес тебе книгу будущего…

Грат, зная тягу к недосказанности служителей храма, в дикой провинции, куда занесла его судьба, вздохнул, продолжая вопросительно и с любопытством смотреть на первосвященника. Тот, уже взял себя в руки и уверенно продолжил:

– В ней ты можешь увидеть конец дня сегодняшнего. Конец… – конец твой и мой… – человек с ужасом зажал рот ладонью и огляделся уже по сторонам. Всё вокруг оставалось по-прежнему. Никто, казалось, не слышал оговорки. – Свой единственно верный и правильный поступок, – уже не так громко, как минутой раньше, добавил он. – Что обязан совершить.

Римлянин нетерпеливо поправил тунику. Он, старый воин, соратник великого Квинтилия Вара, так не привыкший к подобной витиеватости разговоров, имел совершенно другие планы на вечер. Стоявший, уловив смысл движения, заговорил быстрее:

– Что б так и случилось, как написано. И тогда о тебе помнить будут тысячи лет. А имя не сравнится с именами самых великих кесарей. Не сотрется в людской памяти до скончания времен!

Валерий Грат, наместник и проконсул, чуть усмехнулся:

– И что же написано в твоей книге, старик?

– Распять! Как того требует народ.

– Почему я должен верить сказанному тобой? И потом, здесь не весь народ.

– Потому что в ней открыто, о чем думал ты семь лет назад, думал, но так и не совершил. Эта книга правды! Пора исправить ошибку! Никто, кроме тебя не знает мыслей твоих. А она, – первосвященник указал на книгу, – знает! Позволь же, прочесть и доказать это, – человек в балахоне протянул руку за книгой.

– Мудрёно, – произнёс римлянин. И подавая книгу, оглядел притихшую толпу. – Что ж, попробуй.

Первосвященник перевернул несколько страниц.

– Слушай же! «Холодное утро выдалось солнечным. Оно было абсолютным отражением того утра, двадцать шестого года от рождества Христова, когда Валерий Грат, выйдя на помпезную в греческом стиле террасу своей резиденции, увидел восход солнца. Когда не погасшая ещё звезда сказала ему, что пора на покой. Новое назначение было лишь предлогом отозвать его из захудалой провинции империи. Грат это понимал. Решение сената было ожидаемым. И все же, до последнего дня он надеялся на лучшее. Но сейчас, глядя как первые лучи меняют цвет окрестных холмов, касаясь пустынных каменистых долин, минуту назад казавшихся безжизненными, и наполняют их светом, наместник вдруг почувствовал что-то особенное в этих мгновениях. И дело было не только в неузнаваемо цветущей, оживающей на глазах природе, а в необычности изменений в то утро пространства, которое всегда оставалось одинаковым в предрассветные часы. Лучи не просто освещали долины, а разливались по ним живыми потоками. Ещё вчера, он сожалел об отъезде. И потому чудное, необъяснимое, не испытанное прежде чувство, не просто удивляло своим загадочным появлением, но и само сожаление, так мучившее его последние дни, и странно ушедшее куда-то, добавляло этой радости легкую эйфорию. И вдруг он понял: разбуженная природа принесла ему своим прохладным ветерком, удивительную весть о том, что он, Валерий Грат, только что получил награду невиданную от начала мира».

Первосвященник захлопнул книгу и протянул её обратно.

Было заметно, что наместник смутился. И смущали его уже не сокровенные мысли того самого утра, которое он, конечно, помнил, а то, что о них услышали люди рядом. Скрытность не была простым словом в его жизни.

– Она написана через две тысячи лет. Память, о которой не может мечтать ни один кесарь!

– Что за книга такая, – задумчиво произнёс наместник, и медленно прочел: «Последний мужчина».

– Он лжет! – изо всех сил заорал Андрей.

Все обернулись на крик. Толпа в недоумении замерла, только сейчас заметив постороннего рядом с балдахином. Трое преторианцев бросились к нему. Грат остановил их рукою:

– Что ж, – не удивляясь, или делая вид после прочитанного вслух, произнёс он. – Было бы справедливым выслушать такое обвинение. Пусть… – Грат поколебался как назвать человека, – пусть… иноземец продолжит. И так, ты сказал, он лжет.