В. Галечьян - Четвертый Рим

Неизвестный мир неуловимо напоминал горную долину прежнего путешествия, но скальные гряды смягчились, вершины их закруглились и покрылись растительностью, а на месте креста высилась крохотная рощица из могучих многоохватных стволов со смыкающейся вверху кудрявой кроной. Некоторые из стволов провисали в воздухе, другие, дорастая до земли, служили подпорками гигантским ветвям. Под стволами зеленела абсолютно ровная, как после стрижки, трава, из нее выглядывали яркие головки цветов. Щебетали сладкоголосые птицы, а от пряного аромата хмелела голова. Во всей рощице невозможно было отыскать ни единой сухой веточки или сучка.

Луций прошел в глубь лесочка к самому толстому стволу. Если бы юноше, не отъезжавшему дальше Петербурга, довелось побывать в Индии, он бы понял, что на самом деле вся эта рощица была одним деревом — баньяном. Приняв позу лотоса, он сел прямо на благоухающую траву спиной к теплому гладкому стволу. Тотчас из-под земли выползла полуметровая змея, и не успел Луций испугаться, как она забралась ему на бедро, взглянула мудрыми глазами, и тихая радость влилась в душу юноши.

Они быстро подружились. Частенько в середине дня, когда особенно припекало солнышко, серовато-желтая змея с испещренной маленькими белыми пятнышками спинкой подползала к нему, устраивалась на коленях, и даже в тени на ее голове сверкала крохотная Корона. Вначале Луций думал, что корона из золота и драгоценных камней, и однажды осторожно попытался снять ее с головы ужа, чтобы лучше рассмотреть, но украшение оказалось необычной формы кожаным наростом. Уж жил в стволе дерева, как бы сохраняя баньян, и считал всех посетителей рощицы своими подданными. Прихожане шепотом передавали друг другу поверье о том, что если кому из подданных ужа делают зло, то он напускает порчу на обидчика, а своим друзьям может открыть несметные сокровища.

Луций не верил во все эти предания, но всегда чувствовал успокоение в присутствии змеи, и она отвечала ему нежностью и любовью. Иногда он рассказывал змее легенду о ее родиче.

Как-то в Риме свирепствовала чума, и жрецы выяснили, что исцелить город может бог Эскулап из Эпидавра. Когда римское посольство прибыло в храм Эскулапа, из-под статуи божества выползла змея. Бросившись в воду, она доплыла до римского военного корабля и взобралась на борт. Послы с божественным даром отплыли на родину, и как только корабль вошел в Тибр, змея выползла из своей каюты и перебралась на островок в окрестностях Рима. Чума в городе тотчас прекратилась, и благодарные граждане построили Эскулапу великолепный храм на острове, а змею нарекли именем бога.

Когда юноше становилось грустно, он подзывал Эскулапа, и друг всегда выползал к нему. Змей учил Луция, что Древо, под которым они сидят, выросло из Бесспорного корня Всебытия, сплетенного небесными космическими лучами, и потому корни дерева были на самом деле его макушкой, а крона — корнями. Истинные корни питались космической энергией жизни и тянулись вверх к лучам света. Змей говорил о гунах добродетели, страха и невежества, которые омывали растущие вниз ветви, и в ответ капилляры вспыхивали светом и открывались каналы питания Древа, ветви кивали, клонились к беседующим, нежно трепетали, а листья пели гимны. Уму юноши открывалось необъятное, заслоняющее ветвями солнце Великое Древо Добра и Зла, растущее опрокинутым из корня Жизни. Луций воочию зрил его в горной долине предыдущего жизненного плана на месте возведенного прихожанами креста. Скалы, окружавшие долину, между которыми росло Древо, становились вершинами духа, души и ума. Юноша понял, что не случайно они оказались тогда в долине, и на самом деле ходили вокруг Древа, но были не готовы найти его.

Змей мог много показать Луцию, но не знал, как объяснить, что для постигающего ума нет различия не только во времени, но и в месте. И Древо, которое он демонстрировал юноше, существовало везде и во все времена.

Увлеченный дивными историями, Луций вскидывал голову и, щуря глаза, замечал свернувшегося клубком в корнях Древа Змия-Прародителя, кажущегося центральной точкой в круге. Как небесное светило из бездонной глуби исходил Змий, скользя по стволу. Бесконечное тело становилось тенью в слепящем глаза свете, дополняя его вечно и нерасторжимо.

В основании Древа устроили гнезда драконы, а в кроне поселились змеи. Скакал по его ветвям Солнечный Кнуф, едва поспевали за ним огромные бородатые змеи на человеческих ногах, но Змий древних зороастрин Ашмог, который после падения утратил свою природу, имя, место в корнях и сделался похож на огромную гусеницу с шеей верблюда, лишь редкими ночами выглядывал на волю.

Пока Луций знакомился с вечными обитателями Древа, уж вспоминал, как на его глазах Бог евреев, подведя Адама к Древу, заповедовал ему не есть от него никакого плода, дабы не умереть. Заплакал тогда Адам от страха перед неведомым и спрятался в траве. Пожалел его Господь, решил: не хорошо быть человеку одному и сотворил подругу.

Прежний хранитель Древа, отец нынешнего, сказал жене Адама: «Нет, не умрете, но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло». Так все и произошло, и отлучили от Древа Адама и Еву, дабы они не стали как боги, а поддержавших их ангелов свергли с небес.

Не забыли первые потомки пралюдей полюбившего их Змия. Во всех концах земли появлялись у Змия святилища, а при нем служители. Весталки хранили его пуще ока, авгуры почтительно вопрошали, вакханки вплетали в прически, каиниты и орфиты отбивали поклоны как Создателю, гностики и византийцы отбивали изображение Гада на камне, а врачи лечили змеиным ядом.

Внезапно идиллию созерцания нарушили звонкие голоса прихожан, спустившихся с холма. Юноша очень обрадовался пришедшим и бросился разыскивать отца Климента, но тот задержался, исполняя молитву. Решив дождаться священника, Луций присел на траву возле своего прежнего места, оккупированного перебирающим четки бурятом. Буддист непрерывно бубнил:

Между сидящими вдруг возник Эскулап, однако они даже не обратили на него внимания.

— Только неразумный может давать систему и только неразумный способен следовать ей, копировать, подражать, приспосабливаться, соглашаться, подавлять себя, — шепнул Луцию возмущенный уж, затем фыркнул и исчез под землей.