Александр Соловьёв - Хомотрофы

У нее кто-то есть, – мелькнула неприятная мысль, – я не единственная игрушка.

Наконец она отворила.

– Прости, я не вовремя, но мне совершенно некуда податься. Неподходящее время для поисков нового жилья.

Если сейчас она меня выставит – точно развлекается с кем-то другим.

Во взгляде Елены читалось недовольство, почти раздражение, но она пригласила меня войти.

Мне хотелось увидеть того, другого. Второго, третьего?.. Как разыгралось воображение! А может, двоих сразу, а Лемешев?

– Ляжешь на диване в гостиной, – сказала Елена.

Так и знал!

Но я и виду не подал, как задето мое самолюбие.

– Завтра я распоряжусь, чтобы тебе предоставили жилье.

Без макияжа Елена выглядела очень трогательно, хоть явственно проступали следы усталости. И тут до меня дошло: нет никого в ее спальне, она просто неуютно чувствовала себя без “боевой раскраски”. И в спальню не пригласила по очень простой причине.

Когда Елена вышла, я сел на диван, закрыл лицо руками и беззвучно рассмеялся над самим собой. Ай да Лемешев, ай да кретин!

Елена выполнила обещание. Благодаря ее влиятельности, я обзавелся крошечным одноместным номером с собственным санузлом. Вскоре у меня появилась книжная полка с кое-какими экземплярами художественных книг и даже старая пишущая машинка «Ятрань», которую я купил по дешевке у комендантши общежития.

Свой черный BMW я оставлял в маленькой кирпичной пристройке к общежитию. Мне даже не пришлось ничего доплачивать за ее аренду. Теперь, когда я стал небольшим начальником, то мог пользоваться определенными привилегиями.

Я относился к категории руководителей среднего звена. Правда, газета не входила в структуру завода. При приеме на эту должность со мной проводил собеседование сам Грязин. Находясь рядом с ним, я ежился.

Со слов Ильи, Повар был менгом. С виду же он выглядел, как обычный и весьма благодушный старик. Он носил старинные круглые очки, за которыми таились слишком темные для его возраста глаза.

Грязин внимательно расспросил меня о моих прошлых достижениях, поинтересовался, какие у меня хобби. Рассказал, что сам он очень любит живопись и даже коллекционирует картины. В общем, беседа внешне вышла непринужденная. Хотя сердце у меня было не на месте.

После собеседования мне вверили два обшарпанных помещения, дали помощницу Лилю да еще бухгалтершу Зинаиду Павловну. Завезли оргтехнику.

За несколько дней я заключил договор с городской типографией. Все было бы хорошо, но ко мне куратором приставили Гавинского. Он часто меня посещал в конторе, ненароком пытаясь пронюхать, с кем я встречаюсь после работы и в чем же, все-таки, заключается моя пресловутая защита. Впрочем, невзирая на лютую ненависть ко мне, не видя никаких действий с моей стороны, он немного поуспокоился и, насколько я понимаю, занялся планомерной перековкой меня в одного из своих.

На днях в свет должен выйти первый номер газеты «Вестник Полиуретана», предназначенной слопать муниципальную «Эхо Полиуретана».

Новая газета моими устами должна из номера в номер восхвалять успехи цехов, оправдывать нынешнюю идеологию и петь дифирамбы руководству. А руководство будет этот процесс жестко контролировать. Гавинский почти уверен, что прижал меня к ногтю. Он ведет себя со мной, как сержант с новобранцем. Бирюкинг в сравнении с Гавинским – жалкая шавка. Я перед этим грубым, ограниченным, но властным человеком почти пресмыкаюсь. Никогда не думал, что театральная студия, куда я ходил подростком, окажет мне такую неоценимую услугу.

Скоро я попаду на первое совещание руководителей. Кто они, эти странные уродцы, томящиеся жаждой страха? Пришельцы из чужих миров? Хотелось бы знать, сколько таких «улиток» запланировано создать на Земле? А может, все существующие корпорации в мире – дело их рук? Но мир живет за счет корпораций, пользуется их продукцией.

Так ли все это?

Как бы там ни было, наша Улитка – экспериментальная модель. Она скрыта от остального мира за невидимой Гранью. Она самая автономная и самая алчная. И, увы, ее руководители – не пришельцы. Они – типичные люди – мыслящие двуногие существа с бьющимися сердцами. В детстве были вскормлены молоком матерей. Когда же, в какой миг своей жизни, они стали нуждаться в иной пище?

Обучение технике питания страхом началось с вводной лекции. Гавинский сам приехал ко мне в офис. Видимо, я был его единственным подопечным.

Он прохаживался из стороны в сторону и нудно читал с замусоленного листа:

– Ситуации, вызывающие чувство страха делятся на четыре группы: непосредственная угроза жизни, социальная угроза, невозможность собственного выбора активности, нарушение взаимодействия с окружающим миром. Вы записывайте, Лемешев, записывайте, – указал он пальцем на тетрадь и продолжил:

– Таким образом, страх подразделяется на биологический, социальный, моральный и дезинтеграционный. Биологический страх вызывается ситуацией, угрожающей непосредственно жизни. Угроза может исходить извне или изнутри организма. В первом случае угроза осознается ясно, и страх тем сильнее, чем более беззащитным ощущает себя человек. Даже осознание того, что можно самому лишить себя жизни, уменьшает напряжение страха.

Я писал, не поднимая головы, стиснув зубы. Меня тошнило от одного только слова “страх”, а оно встречалось почти в каждом предложении, словно призванное зомбировать сознание. Шуршание листков, скрип туфель Гавинского – правой ногой он все время шаркал, – монотонный голос – доводили меня до тихого бешенства.

– Когда нарушается метаболизм, нарушается внутреннее равновесие организма. Главным элементом обменных процессов является кислород. Кислородная недостаточность сильнее всего отражается на нервной системе и возбуждает состояние страха. Недостаток воды, питательных веществ обычно не вызывает столь сильных реакций, как нехватка кислорода. Нарастание страха во времени до предельного уровня при нехватке одного из вышеперечисленных элементов, выглядит следующим образом: для кислорода минуты, для воды часы, для пищи дни.

Страх очень сильно влияет на течение психических процессов. Наблюдается резкое ухудшение или обострение чувствительности, нарушается восприятие, притупляется мозговая деятельность. Страх влияет на мыслительные процессы по-разному: у одних повышается сообразительность, они концентрируются на поиске выхода из положения, у других наблюдается ухудшение продуктивности мышления, что проявляется в растерянности и в отсутствии какой-либо логики в словах и поступках. Это наши подопечные – слабовольные, не способные что-либо предпринять. Им трудно заставить себя преодолеть это состояние. Речь их становится путанной, голос дрожит.