Евгений Кривенко - Серые земли Эдема

— Потому что я поцеловала тебя! — доносится издалека.

Я чувствую, как меня кидают навзничь, и ощущаю жгучее прикосновение грудей и бёдер Аннабель. Сердце бешено бьётся. Я непроизвольно выгибаюсь всем телом, толчком проникаю в нечто обжигающее, и всё тело сотрясает ослепительная судорога оргазма.

— Потому что я овладела тобой! — раздаётся ликующий возглас Аннабель.

Наступает покой и блаженство, я будто лежу на чёрно-бархатном ложе, плывущем куда-то. Не хочется шевелиться. Потом брезжит карминовый свет, и я словно издалека вижу комнату, багровые сполохи по стенам, тёмный женский силуэт на высоких каблуках. Он поворачивается и исчезает. Комната постепенно приближается, и стены снова обступают меня.

Я обнаруживаю, что лежу на спине совершенно голый. Меня трясёт от холода, тело покрыто липким потом. С трудом встаю и принимаюсь собирать разбросанную одежду.

Но и одетый продолжаю чувствовать пронзительный холод. Сворачиваюсь под курткой и еле сдерживаю лязг зубов. Только голова пылает, и несутся бредовые мысли. Неужели я только что имел сношение с суккубом? В Средние века верили, что суккуб соблазняет спящих мужчин, принимая в себя их сперму, а затем меняет обличье и становится инкубом. В виде обольстительного любовника является во сне какой-нибудь женщине и овладевает ею, изливая заимствованную сперму. Потом женщина рожает демоническое существо. А если Аннабель сейчас отправится к Кире?..

В панике я пытаюсь успокоить себя доводами Синистрари, что суккубы и инкубы — не демоны, а особые тонкоматериальные существа, причём инкубы не заимствуют чужую сперму, а обладают собственной, от которой у женщин рождаются необыкновенные, но отнюдь не демонические дети.

Постепенно прихожу в себя… И ухмыляюсь.

Человек с университетским образованием, и готов поверить в средневековые сказки! Просто давно не спал с женщиной, вот и увидел эротический сон. Хватит фантазировать, лучше встань и подложи в печь дров…

Я поднимаюсь, подкладываю дрова и ложусь снова. Но сон не приходит. По телу пробегают волны озноба, вновь и вновь вспоминается огненное прикосновение бёдер и груди Аннабель. А темнота сгущается — пламя еле вскидывает чадные языки над поленьями…

Постепенно начинает казаться, что бревенчатая стена, на которую я смотрю, куда-то исчезла. Мерещится угрюмый берег, а за ним чернильная гладь со светлыми пятнами льдин. Три уродливые тени проступают чёрными кляксами. Я с содроганием понимаю, что вижу громадных птиц. Смахивают на грифов, крылья сложены как плащи, а головы похожи на человеческие.

Только с огромными разинутыми клювами…

Становится жутко, я вспоминаю таинственный клёкот и скрежет. Неужели это птицы Лилит, она насладилась мной и оставила им на растерзание?..

Нет, это всё сказки…

Ближайшая крылатая тень медленно поворачивает голову, и я вижу глаза — будто красные угли. Противно начинает дёргаться живот, словно загодя ощущая, как в него вонзается уродливый клюв…

Вот и вторая тень неуклюже оборачивается ко мне.

И вдруг раздаётся неистовый галдёж и клёкот, в них слышится панический страх. Клювы закрываются, огромные крылья простираются чёрным пологом и…

Мрачный берег исчезает.

Снова комната, но на полу появился слабый жемчужный свет. Странно, ведь окно заткнуто мешковиной. Неужели сквозь неё проникает лунный свет?

Я опасливо поднимаю глаза, вдруг жуткие птицы вернутся?.. Да, вокруг мешковины и сквозь дырочки в ней пробиваются жемчужные лучи.

Я спускаю ноги на пол и замираю, ощутив некую странность. Ах да, прежде пол был ледяным (только что ползал, собирая одежду), а теперь он тёплый.

Сердце почему-то начинает биться сильнее, про птиц забываю. Подхожу к окну, выдёргиваю мешковину.

И застываю…

Яркий, но не слепящий свет озаряет лес. Свет какой-то перламутровый, снег в нём голубовато мерцает, а ели светятся нежной зеленью. Сопка сияет живой белизной, словно и впрямь превратилась в ангорскую кошку.

Неудержимо хочется увидеть больше, и я иду к двери. Открываю и сам не замечаю, как оказываюсь снаружи.

Деревца на вырубке сияют серебром, словно одетые в филигрань. Небо голубое, словно летнее небо Крыма… нет, ещё голубее. Я не чувствую холода, хотя стою босиком на снегу. Только нежное прикосновение к ступням, словно лепестков цветов. И воздух странно тёпел, и на стволах ближайших елей мерцает необычайный золотой свет…

Где-то я видел это. Когда-то уже побывал в этом лесу…

Ах да, на зимней прогулке с Кирой.

И снова я слышу чей-то смех среди украшенных бриллиантами елей. Но на этот раз не только смех. Тихо доносится:

— То, что случилось, неважно. Всё неважно. Только помни обо мне на тёмной дороге.

Где-то я читал подобное. «Бегущая по волнам»?..

Всё гаснет.

Снова темно: сумрачные ели, сереющая вырубка. И карминовая полоса на горизонте — близится рассвет.

Я долго стою на снегу и понемногу начинаю чувствовать холод. Возвращаюсь в дом, чтобы обуться. Слышен какой-то рокот, а потом стены начинают сотрясаться. Я выхожу снова…

Снежный вихрь ослепляет меня. Грохот раздаётся из тучи взметённого снега. Что-то вроде чёрного креста кружится среди летящей метели.

На поляну садится вертолёт!..

Наконец винт пошёл медленнее, взметённый снег осел, и стало видно, что машина имеет камуфляжную окраску — белую с тёмными пятнами. Когда вертолёт замер на широко расставленных лыжах, то открылся люк, и выскочило несколько фигур, тоже в зимнем камуфляже.

Они оказались вооружены автоматами, приблизились полукругом, и я испытал неприятное ощущение, когда наставили на меня стволы.

Один был без автомата, судя по нашивкам — капитан.

— Вы арестованы за проникновение в погранзону, — молодцевато объявил он. — Пройдёмте в вертолёт.

Похоже, во вчерашней метели я свернул не в ту сторону. И откуда мне было знать, что тут начинается погранзона?

Я хмуро потащился к машине, стараясь ступать в оставленные пограничниками следы, но всё равно набрал полные ботинки снега. Ледяной ветер от винта трепал волосы, а шапку забыл в избе. Хорошо, хоть наручников не надели…

Возле вертолёта стояла кряжистая фигура в полушубке — Клима! Я вспомнил слова Аннабель, что это он послал мне вслед тёмный луч. Эксперименты на мне ставит, скотина!

А Клима недобро прищурился и, не размахиваясь, врезал мне кулаком по скуле.

— В Финляндию решил сбежать, сволочь? — прошипел он.

Не удержав равновесия, я упал и забарахтался в снегу — наверное, жалкое зрелище. Подоспевший капитан схватил Климу за руку.

— Ну-ну, хватит! — заявил он.

Потом противно ухмыльнулся и протянул мне руку. Я не стал отказываться, очень хотел поскорее добраться до зубов Климы. Но тот уже косолапо полез в вертолёт, а меня затолкали на дальнее сиденье.