Мо Янь - Мучительные перевоплощения Симэнь Нао

Но рассказ о детях еще впереди. Кульминация в их драматической истории будет через десять с лишним лет. И для главных ролей очередь для них еще не наступила.

Теперь на сцену выходит очень важный персонаж Пан Ху. Его лицо похоже на здоровенный финик, а глаза светятся, словно звезды. На нем плотная военная кепка и стеганая куртка с медалями на груди. В нагрудном кармане авторучка, на запястье серебряные часы. Он ходит на костылях, его правая нога нормальная, а левая заканчивается на коленке. Желтая левая штанина завязана под культей. Он одноногий, но на правой ноге у него новехонький замшевый ботинок. Как только он зашел во двор, все – взрослые, дети и я, осел, – преисполнились к нему глубоким уважением. В те годы такой человек мог быть только героическим китайским добровольцем, вернувшимся с полей сражений в Корее.

Герой войны направился к Лань Ляню. Его деревянные костыли постукивали по кирпичной дорожке. Одна нога ступала твердо, как будто врастая в землю, штанина же другой свободно раскачивалась из стороны в сторону. Остановившись перед хозяином, он спросил:

– Если не ошибаюсь, ты – Лань Лянь?

Но хозяин не ответил. Мышцы лица его непроизвольно дернулись.

– Здравствуйте, дядя доброволец! Да здравствует дядя доброволец! – воскликнул разговорчивый Цзефан с глубоким почтением. – Вы, наверное, герой войны, у вас огромные заслуги! А что вам нужно от моего отца? Мой папа не любит разговаривать. Если у вас к нему какое-то дело, спрашивайте меня, я – его представитель.

– Цзефан, помолчи! – рявкнул Лань Лянь. – Детям запрещено совать нос в разговор взрослых.

– Пустяки, – доброжелательно улыбаясь, сказал герой войны. – Наверное, ты сын Лань Ляня – Лань Цзефан, не так ли?

– Это вам триграммы рассказали? – удивленно спросил Цзефан.

– Нет, – улыбаясь ответил герой, а затем, снова став серьезным и сунув костыль под мышку, протянул руку хозяину. – Рад видеть тебя, дружище. Я – Пан Ху, новый директор окружного снабженческо-бытового кооператива. А продавец сельхозинвентаря в отделе розничной торговли Ван Леюн – моя жена.

На мгновение растерявшись, Лань Лянь пожал руку героя, который по его недоуменному лицу прочитал, что тот ничего не понимает.

Затем мужчина позвал кого-то за воротами:

– Эй, и вы идите сюда!

Во двор зашла кругленькая, невысокая женщина с симпатичной девочкой на руках. На женщине была синяя служебная униформа, на носу – очки с белой оправой. С первого взгляда угадывалось, что она – не крестьянка. А её улыбающаяся большеглазая дочка с красными, как осенние яблоки, щеками могла быть образцом счастливого ребенка.

– Ой! Так это вы были та девушка? – радостно удивился Лань Лянь и, обернувшись к западному крылу дома, крикнул жене: – Выходи быстрей, почетные гости пришли!

Конечно же, я тоже узнал эту женщину. В памяти ясно всплыло событие, которое произошло в начале зимы. В тот день Лань Лянь вместе со мной, нагруженным солью, возвращались из главного уездного города. По дороге домой мы и познакомились с Ван Леюн.

Обхватив руками большой живот, она сидела на обочине дороги и стонала. Синяя форменная куртка из-за выпуклого живота внизу была расстегнута на три пуговицы. Было сразу видно, она – государственный служащий. Женщина с нескрываемой надеждой посмотрела на нас через очки в белой оправе и с трудом произнесла: «Брат, пожалей и спаси меня...»

«Откуда вы? Что с вами?»

«Меня зовут Ван Леюн. Я из окружного снабженческого кооператива, должна была участвовать в одном собрании. Срок родов, конечно, еще не пришел, но... но...».

Увидев поблизости в сухой траве велосипед, мы поняли, перед какой угрозой оказалась женщина. Лань Лянь встревоженно заметался, а потом, потирая руки, спросил: «Чем могу помочь? Что надо сделать?»

«Отвезите меня в уездную больницу. Как можно скорее».

Хозяин стянул с меня мешки с солью, снял свою ватную куртку, привязал ее веревкой к моей спине и посадил сверху женщину.

«Товарищ, держись», – сказал он.

Тихо постанывая, она схватилась за мою гриву, а хозяин, одной рукой удерживая уздечку, а другой поддерживая женщину, приказал мне: «Чернявчик, беги!».

Я возбужденно сорвался с места, потому что никогда не возил женщин, хотя уже перевозил на себе много различных товаров – соль, хлопок, зерно, ткани. Я пустился бежать с такой радостью, что женщина, качаясь на мне, свалилась хозяину на плечо.

«Чернявчик, ровным шагом!» – велел хозяин.

Я понял. Чернявчик понял. И я побежал рысью, в то же время стараясь двигаться ровно и плавно, как облака в небе или вода в реке, на что способен лишь осел. Лошадь движется ровно и плавно, когда бежит галопом, а осел, наоборот, в этом случае трясется, словно воз на ухабистой дороге. Я воспринял эту задачу как нечто великое, священное и, естественно, увлекательное. Мне казалось, что моё сознание сочетает в себе человеческий и ослиный разум. Я чувствовал, как что-то теплое и жидкое уже просачивается сквозь ватник мне на спину, и на мою шею со лба женщины капает пот, а мы находились на расстоянии более десяти ли от главного уездного города. По обеим сторонам дороги трава достигала колен. Из нее даже выпрыгнул заяц прямо мне под ноги.

Так вот, когда мы наконец-то добрались до города, то сразу же направились к народной больнице. В те годы медицинский персонал хорошо выполнял свои обязанности.

Хозяин остановился в воротах и закричал: «Выйдите кто-нибудь! Спасите человека!».

Попутно заревел и я.

Сразу же из дома выбежало несколько мужчин и женщин в белых халатах, чтобы забрать женщину, и не успели они опустить её на землю, как я услышал крик ребенка, выскользнувшего между ног женщины.

По дороге домой хозяин был не в духе. Он то и дело глядел на свой перепачканный ватник и постоянно что-то ворчал. Я знал, что он очень суеверный мужчина и считал, что выделения роженицы не только грязные, но и приносят несчастье.

Поэтому, как только мы добрались до того места, где встретили женщину, он, нахмурив брови и насупившись, сказал: «Чернявчик, что же это всё означает? Была новая ватная куртка, а теперь – барахло! Что же я скажу жене, когда вернусь домой?»

«И-а, и-а!» – радовался я тому, что хозяин оказался в тупике.

«Ты что, смеешься?» – и хозяин, осторожно развязав веревку на мне, тремя пальцами снял ватник с моей спины. На ней... нет, не буду об этом рассказывать.

Отклонив в сторону голову и затаив дыхание, он взял пальцами промокшую, а потому и тяжелую ватную куртку, похожую на сдохшего пса, и изо всех сил швырнул ее прочь. Она, будто гигантская странная птица, полетела в траву на обочине.

Веревка была в кровавых пятнах, но она хозяину была нужна, чтобы привязать мешки соли, поэтому он её не выкинул, а бросил на землю и стал топтать до тех пор, пока веревка не приобрела грязный глинистый оттенок. Теперь из верхней одежды на нём оставалась только рубашка без нескольких пуговиц, и поэтому, с красной от холода грудью и синим пятном на щеке, хозяин походил на судей властелина Ада Янь-вана. Он набрал с дороги несколько горстей земли, насыпал мне на спину, растёр, а потом смёл пучком придорожной травы.