Роберт Силверберг - Замок лорда Валентина (сборник)

— Ваша светлость! — раздался хриплый крик.

Хиссун понял, что это его собственный голос, и рванулся вперед, чтобы подхватить короналя, падавшего вперед лицом на блестящий деревянный пол.

Вот какой сон увидел понтифекс Тиеверас.

Здесь, в том царстве, где я теперь обитаю, ничто не имеет цвета, ничто не обладает звуком, все лишено движения. Цветы алабандинов черные, а блестящие листья семотановых деревьев белые; птица, которая не летает, поет песню, которую никто не услышит. Я лежу на ложе из нежного мягкого мха, глядя вверх на капли дождя, которые не падают. Когда ветер дует по просеке, не шелохнется ни один лист. Имя этому царству — смерть. И алабандины с семотанами мертвы, и птица мертва, и ветер и дождь мертвы. И я тоже мертв.

Они приближаются ко мне, останавливаются и спрашивают:

— Ты Тиеверас, который был короналем и понтифексом Маджипура?

И я отвечаю:

— Я мертв.

— Ты Тиеверас? — опять спрашивают они.

И я отвечаю:

— Я мертвый Тиеверас, который был вашим королем и вашим императором. Вы видите, что у меня нет цвета? Вы слышите, что я не издаю ни звука? Я мертв.

— Ты не мертв.

— Здесь, по правую руку от меня, лорд Малибор, который был моим первым короналем. Он мертв, разве нет? Здесь, по левую руку от меня, лорд Вориакс, который был моим вторым короналем. Разве он не умер? Я лежу между двумя мертвецами. Я тоже мертв.

— Поднимайся и иди, Тиеверас, который был короналем, Тиеверас-понтифекс.

— Мне этого не нужно. Мне простительно, поскольку я мертв.

— Прислушайся к нашим голосам.

— Ваши голоса беззвучны.

— Слушай, Тиеверас, слушай, слушай, слушай!

— Алабандины черные. Небо белое. Это царство смерти.

— Поднимайся и иди, император Маджипура.

— Кто ты?

— Валентин, твой третий корональ.

— Привет тебе, Валентин, понтифекс Маджипура!

— Это пока не мой титул. Поднимайся и иди.

И я говорю:

— От меня ничего нельзя требовать, поскольку я мертв.

Но они отвечают:

— Мы не слышали тебя, о тот, кто был королем, и тот, кто есть император.

А потом голос, который утверждает, что он Валентин, опять обращается ко мне:

— Поднимайся и иди.

В этом царстве, где все неподвижно, рука Валентина — в моей руке, она тянет меня вверх, и я плыву по воздуху, легкий как облако, и иду, двигаясь без движения, дыша без дыхания. Вместе мы проходим по мосту, подобно радуге изогнувшемуся над бездной, глубина которой не меньше, чем обширность мироздания, и мерцающая металлическая поверхность моста при каждом шаге издает звук, напоминающий пение молоденьких девушек. На той стороне все залито светом: янтарным, бирюзовым, коралловым, сиреневым, изумрудным, каштановым, синим, малиновым. Небесный свод яшмовый, а воздух пронзают острые бронзовые солнечные лучи. Все плывет, все колышется: в этом мире нет незыблемости, нет постоянства. Голоса говорят:

— Вот жизнь, Тиеверас! Вот твое настоящее царство!

Я не отвечаю, поскольку мертв. Несмотря ни на что, мне лишь снится, что я жив; и я начинаю плакать, и слезы переливаются всеми цветами радуги.

А вот другой сон понтифекса Тиевераса.

Я восседаю на машине внутри машины, а вокруг — стена голубого стекла. Я улавливаю булькающие звуки и чуть слышное тиканье сложнейших механизмов. Мое сердце бьется медленно: чувствуя каждый тяжелый толчок жидкости в его камерах, я думаю, что это не кровь. Но чем бы она ни была, она движется во мне, и я чувствую ее движение. Следовательно, я наверняка жив. Как это может быть? Я так стар: неужели я пережил саму смерть? Я — Тиеверас, который был короналем при Оссиере и однажды касался руки лорда Кинникена, когда Замок принадлежал ему, Оссиер был всего лишь принцем, а понтифекс Тимин владел Лабиринтом. Если так, то, думаю, я единственный до сих пор оставшийся в живых человек времен Тимина, если я жив, — а я думаю, что жив. Но я сплю. Я вижу сны. Меня окутывает великое спокойствие. Все черное, все белое, неподвижное, беззвучное. Таким я представляю царство смерти. Смотри-ка, вон понтифекс Конфалюм, а вон Престимион, а вот и Деккерет! Все великие императоры лежат, глядя вверх, на дождь, который не падает, и беззвучно говорят: «Добро пожаловать, ты, который был Тиеверасом, добро пожаловать, усталый старый король, иди, приляг с нами, теперь, когда ты так же мертв, как и мы. Да-да. Ах, как здесь чудесно! Смотри, вон лорд Малибор, тот человек из города Бомбифэйл, на которого я возлагал такие надежды, но так ошибся, и он мертв, а это — лорд Вориакс, у которого была черная борода и пунцовые щеки, но теперь они потеряли румянец». И наконец мне позволено присоединиться к ним. Все неподвижно. Наконец-то! Наконец-то! Наконец! Наконец-то они позволяют мне умереть, даже если это только сон.

И понтифекс Тиеверас плывет между мирами, не мертв и не жив, грезя о мире живых и думая, что он мертв, грезя о царстве смерти и помня, что жив.

— Немного вина, если можно, — попросил Валентин. Слит подал ему кубок, и корональ сделал большой глоток. — Я просто задремал, — пробормотал он. — Слегка вздремнул перед банкетом — и этот сон, Слит! Этот сон! Найдите мне Тизану! Мне нужно, чтобы она истолковала его.

— При всем уважении к вам, ваша светлость, на это сейчас нет времени, — ответил Слит.

— Мы пришли за вами, — вмешался Тунигорн. — Банкет вот-вот начнется. Согласно протоколу, вы должны сидеть на помосте, когда чиновники понтифекса…

— Протокол! Протокол! Этот сон — почти послание, как вы не понимаете! Зрелище такой катастрофы…

— Корональ не принимает посланий, ваша светлость, — спокойно заметил Слит. — Банкет начинается через несколько минут, а мы еще должны одеть вас и проводить. Тизана со своими снадобьями появится потом, если в этом будет необходимость. Но сейчас, мой лорд…

— Я должен разобраться с этим сном!

— Понимаю, но времени нет. Собирайтесь, мой лорд.

Слит и Тунигорн безусловно правы. Нравится ему или нет, он должен немедля отправляться на банкет. Дело тут не столько в уважении к собравшимся: речь идет о придворной церемонии, где вышестоящий монарх оказывает честь более молодому, который являлся его названым сыном и помазанным наследником. И даже если понтифекс дряхл и совершенно невменяем, корональ не имеет никакого права легкомысленно относиться к этому событию. Он должен идти, а сон подождет. От достоверного, насыщенного знамениями сна нельзя отмахнуться — ему потребуется толкование и, возможно, даже совещание с чародеем Дели-амбером. Но потом, потом, не теперь…

— Собирайтесь, мой лорд, — повторил Слит, протягивая ему горностаевую мантию — знак высокого положения.

Гнетущие картины сновидения еще смущали дух Валентина, когда десять минут спустя он вошел в Большой зал понтифекса. Поскольку короналю Маджипура не подобает иметь угрюмый или задумчивый вид при таком событии, он постарался придать своему лицу самое любезное выражение, какое только смог, и направился к помосту.