Гоар Маркосян-Каспер - Все зависит от тебя

— Вот и последний штрих, — сказал Поэт. — Дик, в твоем ведомстве водится шампанское?

— Ну какое же посольство без шампанского, — ответил Олбрайт весело. — Адриано, будьте добры, распорядитесь.

Маран появился довольно скоро.

Уставший то ли от переживаний, то ли от раны Дан решил прилечь и пошел к себе. К нему присоединились не только Поэт со своим шампанским, но и Олбрайт, возбужденный происходящим и будучи, как он признался, не в состоянии работать. В постель, впрочем, Дан ложиться не стал, а устроился на диване, прочие расположились в креслах, дверь в комнату Марана оставили открытой, и не прошло и получаса, как послышались шаги в коридоре и голос Марана:

— Входи, Лайва. Будь гостем.

Скрипнуло кресло, и через несколько секунд Маран вошел в комнату Дана.

— Мое почтение, — сказал он весело, потом увидел лежащего Дана и спросил с тревогой: — Что с тобой? Тебе нехорошо?

— Нет-нет, — отозвался Дан смущенно. — Устал немного.

— Голова, наверно, кружится? Ты все-таки потерял немало крови.

— Успокойся, — сказал Поэт, — ничего у него не кружится. Это у меня кружится. От радости. Что все обошлось.

— Ах, — сказал Маран, — с нашим-то оснащением… Верно говорил вчера Науро, с флайером все превращается в легкую прогулку. Если его нет у твоих противников. Помню, я прочел в какой-то земной книге насчет конкистадоров. Их было несколько сот, но они завоевали полконтинента благодаря тому, что у них были лошади. Верю. С флайером примерно то же самое.

— Но с первого на третий этаж ты не в флайере ведь поднимался, — заметил Поэт.

— Нет, — сказал Маран серьезно.

— Ну и?

— Ну и… Прошли, как видишь.

— Вижу. За это мы сейчас и выпьем!.. Откройте наконец кто-нибудь эту чертову бутылку!

Маран забрал у него шампанское, откупорил и разлил по уже приготовленным Поэтом стаканам, поскольку бокалов в комнате не было.

— Ишь, наловчился, — сказал Поэт, наблюдая за его действиями.

— Пришлось. Любимый напиток Наи… Дик, — сказал он, чокаясь с Олбрайтом, — препоручаю тебе… — Он кивнул в сторону своей комнаты. — Как договорились. И еще. Я оставлю тебе Дана. Ненадолго, — улыбнулся он, увидев обиженные глаза Дана. — Пока устроимся. Ты же знаешь, я без тебя уже шагу ступить не могу. Но ты же ранен. Тебе нужен покой.

— А где ты собираешься устраиваться? — спросил Олбрайт.

— Переберусь напротив. Не могу же я сидеть в земном посольстве, мое правительство сразу объявят марионеточным. Черт возьми! — сказал он, присаживаясь со своим стаканом на подоконник. — Все-таки интуиция великая вещь. Когда я доложил в ВОКИ результаты экспедиции на Эдуру, мне предложили земное гражданство. Что мне было весьма приятно, не скрою. Но… Я открыл рот, чтобы поблагодарить, и — отказался. Не совсем, правда. Не сейчас, сказал я, сам не понимая, что я имею в виду.

— Камни родины, может быть, — заметил Дан.

— Может быть. А это? — Он вынул из кармана зеленый диск. — Дважды я порывался швырнуть его наземь и объявить, что выхожу из Лиги. Собственно, потому я и брал его с собой всякий раз, когда отправлялся на Торену, чтобы при подходящем случае именно так и сделать. Дважды! Публично. Один раз на площади Расти… помнишь, Дан?.. к концу нашего метания тут в поисках выхода из ситуации с глубинным оружием, когда меня вдруг потянуло произнести речь. И второй раз, не так давно, в Старом Зале, когда мне уже пришлось говорить… Ну это вы все помните. Дважды я вытаскивал его из кармана и дважды положил обратно, какой-то импульс не дал мне… Не сейчас, подумал я…

— Сам не понимая, что имеешь в виду, — подхватил Поэт, смеясь.

— Не смейся. Я понял это. Час назад, после того, как в третий раз вынул его, чтобы предъявить Лайве.

— И что ты понял? — спросил Поэт с любопытством.

— Я вспомнил сказку, которую мне рассказывала мать незадолго до смерти. О мальчике и гальке. Знаешь ее?

— Нет. Расскажи.

— Не знаю, время ли сейчас рассказывать сказки… Ладно, вкратце. История эта происходила в очень давние времена, когда в море еще не было гальки. Стояла на берегу деревня. И жили в ней люди. Злые. И взрослые, и дети. И был среди них мальчик, который тоже не был добрым, но любил свою мать, а мать болела, и он очень хотел ее исцелить. И как-то во сне к нему пришла волшебница, которая сказала: твоя мать страдает от людской злобы. Она не здешняя, она пришла сюда из иных мест, где люди добры, и стала женой твоего отца и твоей матерью, отец твой был такой же, как все его односельчане, да и ты не лучший из детей, но я помогу тебе ее спасти. Я обращу все дурное в тебе в камушек. Брось его в море, и тогда злоба других тоже обратится в камень и утонет. Проснувшись утром, мальчик обнаружил под подушкой маленький круглый камешек. Ну и пошел к морю, размахнулся и швырнул его со скалы в воду. И что видит? Множество подобных камешков покатилось из домов и дворов и посыпалось в море. Их было так много, что дно моря покрылось галькой. А люди стали добрыми. И мать мальчика выздоровела.

— Замечательно, — сказал Поэт. — Странно, я никогда ее не слышал.

— Я думаю, это дернитская сказка. Там ведь есть море. А у моей матери была подруга детства, дернитка, она навещала нас иногда. Наверно, оттуда… Словом, я понял, что должен сделать с этим жетоном.

— Бросить в море? — улыбнулся Дан.

— Не совсем. Но вроде того. А вот и Мит идет, — добавил он, повернув голову к оконному стеклу.

Через пару минут Мит появился в комнате слегка озабоченный, но бодрый.

— Послушай, Маран, — сказал он с порога, — меня так взволновали все эти перемены, что я забыл… Если ты хочешь, чтоб я взял на себя ту прежнюю должность, ты должен дать мне слово, что не будешь прятаться от собственной охраны.

— Ну как там? — спросил Маран, не отвечая на его реплику.

— Нормально. Ничего не тронуто. Впечатление, что после того, как четыре года назад мы с Сантой закрыли за собой дверь, никто туда не входил.

— Боялись привидений, — сказал Поэт.

— Запустение? — спросил Маран.

— Нет. Просто пыли по колено. Но я уже нашел людей, через час твой кабинет будет готов. Правда, с остальным придется подождать.

— Не ходи, — сказал Дан. — Перейдешь завтра. Что за спешка?

— Не волнуйся, — усмехнулся Маран. — Ночевать я приду сюда и перед сном непременно тебе исповедуюсь. В стороне не останешься. Но Правление я должен собрать там.

— Правление?

— Ну да. Надо же мне официально войти в должность. Правда, сначала хорошо бы извлечь членов Правления из Крепости.

— Что ты сделал с Крепостью? — спросил Поэт.

— То, что собирался, — удивился Маран. — Ты же в курсе. Мы обложили ее войсками, как при классической осаде. И блокировали связь. Так что Песта теперь отрезан. Я предъявил ему ультиматум. Или отправиться в тюрьму, или сидеть там до конца жизни.