Гоар Маркосян-Каспер - Вторая Гаммы

— Но тогда, — сказал Патрик, — мы должны отложить все прочее и вступить в бой с земной бюрократией.

— Сначала надо разработать методику, — не согласился Маран. — Не в принципе, а конкретно. Спросить глеллов.

— Думаешь, они могут отказаться?

— Вряд ли. Но могут предпочесть свои методы.

— Давно забытые, — сказал Дан.

— Да, но что если в банках информации все найдется? — возразил Патрик. — Конечно, могут, они ведь в этом деле были на голову выше. Ладно, уговорил. Поехали.

— Экспедиция? — спросил Артур печально.

Дан кивнул.

— Можешь присоединиться, — сказал Маран, глядя на Артура. — Если хочешь.

Тот подскочил.

— Конечно, хочу, — сказал он торопливо. — Что за вопрос!

— Да ты спроси, чудак-человек, куда, — засмеялся Патрик.

Артур махнул на него рукой.

— Все равно, — сказал он радостно.

Дана разбудило легкое, как дуновение ветра, прикосновение. Кончики пальцев скользнули по спине вдоль позвоночника, прошлись по шее, мимоходом взъерошили волосы на затылке, перебрались на плечо, потом грудь. Машинально, в полусне, он поймал ласкающую руку, притянул к губам, поцеловал… И понял, что это не Ника, ладонь была чуть меньше, пальцы тоньше и гибче. Он открыл в изумлении глаза, повернулся, и его бросило в жар. Забравшись на софу с ногами, рядом на постели сидела Наи.

— Что случилось? — прошептал он, замирая от тревожного предчувствия.

— Маран… Маран и Ника… там, внизу… — ее голос прерывался, сухие глаза лихорадочно блестели. — Они… Они… Давай и мы… Пусть знают! Дан… — Она прижималась к нему, дрожа, но вовсе не от страсти.

Он отстранил ее, встал.

— Не веришь? — Она соскочила с постели, сквозь полупрозрачную ткань белого пеньюара или ночной сорочки то появлялись в лунном свете, то пропадали очертания ее тела. — Пойдем. — Она побежала к двери, распахнула ее настежь, сквозняк вздул парусами занавески на открытых окнах, взметнул вверх длинный, как шлейф, подол ее наряда и словно вынес ее наружу. Нащупав халат, он пошел вслед за ней, на ходу вдевая трясущиеся руки в широкие, но все равно словно тесные рукава. Осторожно ступая, они прокрались по лестнице вниз, пересекли холл, Наи бесшумно повернула медный шар на двери в большую гостиную, и дверь медленно отворилась.

— Там, — шепнула она, указывая в темноту, потом приложила палец к губам, хотя он и так не шевелился, напрягая слух и пытаясь уловить хоть какой-то звук, шепот, шорох. И услышал сладкий женский стон…

— Свет! Зажги свет, — прошелестел голос у уха, тонкие, хрупкие пальцы с неожиданной силой впились в его руку и потянули ее к стене, туда, где была вделана пластинка выключателя. Холодный пот тек по его лицу, надвинулось ощущение, что сейчас он сорвется и полетит в мерзостную гниющую трясину, сейчас, как только вспыхнет свет, еще несколько секунд… И тут какой-то неясный импульс пронизал его сознание, он выдернул руку и шепнул, а потом повторил громко, нет, крикнул:

— Ложь!

Звук собственного голоса вытолкнул его из липкого ужаса. Он открыл глаза и увидел прямо перед собой лицо Марана.

— Это был сон, Дан, — сказал тот. — Сон, — его голос дрогнул.

— Откуда ты знаешь, что мне снилось… — пробормотал Дан недоверчиво и проснулся окончательно. Сел, поднял руку, лоб, щеки были действительно мокрыми от пота, он машинально притянул простыню и вытер ею лицо.

Увидев, что он пришел в себя, Маран подвинулся с середины постели, на которой сидел, в изголовье, и тронул Поэта за плечо, койки в маленькой каюте орбитолета были составлены так тесно, что вставать ему для этого не понадобилось, достаточно оказалось протянуть руку. Поэт, лежавший к ним спиной, моментально перевернулся на другой бок, лицом к каюте, глаза его были широко открыты, но минуту он смотрел на Марана и Дана, словно не узнавая, потом лишь его взгляд стал осмысленным.

Маран молча поднялся, снял с вешалки брюки, надел, сунул ноги в кроссовки, открыл дверь, так же безмолвно сделал два шага через коридор и толкнул дверь напротив. Прислушался, потом решительно протянул руку в сторону выключателя, и в той каюте тоже вспыхнул свет. Дан вскочил, торопливо оделся, ограничившись по примеру Марана брюками и обувью, и прошел туда.

Вторая каюта была точной копией первой, одна койка напротив входа и две по бокам, Дан видел через плечо Марана Патрика, тому при его навыках и стаже разведчика полагалось проснуться мгновенно, но прошло добрых полторы минуты, пока он зашевелился. Быстрее очнулся Мит, когда Маран переступил порог, дав Дану возможность заглянуть внутрь, Мит уже сидел на койке, хмуро глядя куда-то в пространство. Впрочем, через пару десятков секунд он заметил Марана, автоматически подвинулся, давая тому сесть рядом, а потом и вовсе поднялся и стал одеваться, но медленно, как бы заторможенно. Артур, проснувшийся позже остальных, последовал его примеру, а Патрик просто уселся, скрестив ноги по-турецки и закутавшись в одеяло по самое горло, казалось, его знобит.

Маран кивнул Дану на койку рядом с собой и, когда тот сел, позвал, не поворачивая головы:

— Поэт!

Тот молча вошел и устроился в изножье койки Артура. Дан отметил его бледность, впрочем, он и сам наверняка выглядел не лучше.

Маран обвел всю компанию взглядом и бросил:

— Рассказывайте.

Никто ему не ответил.

— Надеюсь, вы не будете отрицать, что видели сны? — спросил он. — Дурные сны, кошмары, неприятные, болезненные, неважно. Сны.

Возражать тоже никто не стал, и он продолжил:

— Я хочу, чтобы каждый пересказал свой сон. Дан!

— Я… н-не могу, — выдавил из себя Дан после длинной паузы. — Нет.

Маран повернулся к Миту, но тот покачал головой.

— Ладно. Я начну, — сказал Маран с усилием. — Он опустил голову и заговорил, глядя в пол. — Мне снилась Бакния. Война. Площадь Расти. В Бассейне слез выкипела вода, статуя оплыла и почернела. Дворцы лежали в развалинах, стены превратились в спекшуюся массу, все дымилось, горизонт был в пламени.

Он говорил монотонно, невыразительно, но Дан понимал, что страшная картина стоит перед его глазами, он и сам, хоть и не спал, но, казалось, мог в любой миг снова увидеть свой сон, рельефный, подробный: скомканные простыни, решетчатая тень от оконного переплета на паркете, развевавшиеся, словно белые флаги, занавески, силуэт женщины в лунном свете, то становившийся бесплотным, то прорисовывавшийся сквозь прозрачное одеяние во всех деталях — он ведь прекрасно знал это тело, грудь, бедра, ноги, хоть и видел его только в бикини — силуэт прелестной женщины, к которой он, будучи в здравом уме и не утратив памяти, не прикоснулся бы даже под страхом смерти…

— Вокруг метались люди, вопили, падали, на некоторых горела одежда… — Маран сделал длинную паузу, потом поднял глаза на напряженно слушавших товарищей. — Мит и Санта держали меня за руки, а Поэт размахивался и бил наотмашь по лицу, раз за разом, бил и кричал: «Сколько тебе за сведения о бомбе заплатили дерниты?» — Он умолк.