Гоар Маркосян-Каспер - Забудь о прошлом

— Приветствую вас в Большом Доме, чужеземцы!

Дан понял фразу и так, но стоявший у стены «гид» робко придвинулся поближе и неожиданно перевел ее на интер. Маран ответил почему-то тоже на интере, хотя, конечно, сумел бы… Впрочем, ему лучше знать…

— Мы рады приветствовать в твоем лице… — он намеренно сделал затяжную паузу, и его собеседник, не спеша, ответил на незаданный вопрос:

— Меня называют Самым Старшим.

— Мы рады приветствовать в твоем лице, Самый Старший, всех жителей этой планеты.

— От чьего имени?

— От имени народов, населяющих планету Земля, по воле которых мы здесь.

— Все мы скромные слуги наших народов, — заметил Самый Старший с вкрадчивой полуулыбкой. — Но что ищут земляне в столь невообразимой дали?

— Друзей, — ответил Маран коротко.

— Друзей? Что, в таком случае, привлекло вас в Леоре? В Леор уже многие годы не ступала нога человека. Разве воду ищут в пустыне?

Пока Дан мысленно формулировал достаточно осторожный ответ и, как всегда, не мог сделать этого сразу, Маран… как и на Перицене, он легко и естественно перехватил инициативу… Маран довольно холодно сказал:

— Наверно, мы проявили излишнее любопытство и нарушили некие запреты. Возможно, нас извинит то, что никто не изъявил желания нас с этими запретами познакомить.

Все время блуждавшая по лицу правителя — так Дан определил для себя статус Самого Старшего, легкая улыбка стала предельно широкой, он даже развел руками, воскликнув:

— Какие запреты? Никаких запретов. Единственное, что мы себе позволяем, в мягкой, очень мягкой форме давать рекомендации. Каждый волен придерживаться их или… не придерживаться.

— И как вы поступаете с теми, кто не придерживается ваших рекомендаций? — вмешался Дан. Злость, прозвучавшая в его голосе, неприятно поразила его самого, но правитель не заметил или сделал вид, что не заметил его вызывающего тона.

— Как поступаем? — переспросил он.

— Да. Какая ему полагается кара?

— Никакая. У нас не предусмотрено лишение человека жизни. У нас не предусмотрено лишение человека свободы передвижения. У нас не предусмотрено лишение человека пищи или воды.

— Конечно. У вас предусмотрено лишение его права на общение.

Самый Старший снисходительно улыбнулся.

— Это не кара. Так наказывают провинившихся детей.

— Чем же и перед кем провинилась Миут? — спросил Дан с горечью.

Правитель серьезно и грустно покачал головой.

— Неужели там, откуда вы явились, не умеют отличать больных от здоровых? Внутренний мир Миут глубоко расстроен. Общество не может позволить, чтобы больные своими странными речами смущали покой здоровых. Но оно настолько гуманно, что не изолирует больных физически, даже самых тяжелых, а позволяет им жить среди нормальных людей, нося только отличающий их от прочих наряд. Но довольно об этом. Как долго вы намереваетесь пробыть у нас?

— Это зависит от вашего гостеприимства, — ответил Маран спокойно.

— Наше гостеприимство не имеет пределов, — радушно улыбаясь, заверил его Самый Старший. Глаза его при этом сузились, как щелочки. — Впрочем, как и ваше любопытство, насколько я понимаю.

— Мы готовы соизмерить наше любопытство с вашим гостеприимством, — усмехнулся Маран.

Самый Старший задумался и думал довольно долго.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Допустим, мы возьмемся познакомить вас с тем, что вас интересует. Прекратите ли вы в этом случае задавать вопросы рядовым, мало осведомленным членам общества?

— Мы не задаем… — начал было Дан, но Маран перебил его:

— Прекратим.

— И не будете нарушать покой людей вашими хаотическими звуками?

Дан даже не сразу понял, а когда до него дошло… Вот так номер! Неужели все это представление вызвано к жизни его скромными концертами? Кто бы мог подумать!

— А чем наши звуки мешают вам? — спросил он.

— Не мне. Тем, на ком вы ставите свой безответственный эксперимент.

— И все же?

— Они неконтролируемы. Они неоправданно возбуждают. Люди не спят ночами, ходят, шумят. Неизвестны последствия подобного воздействия на психику. На поведение. На здоровье.

— Неужели у вас совершенно нет музыки? — последнее слово палевианского аналога не имело, Дан, во всяком случае, его не знал, но собеседник понял.

— Нет.

— И не было?

Правитель снова заколебался, потом неохотно сказал:

— Может, и была. Когда-то давно. Вместе с другими подобными реликтами. Позднее многое отмерло. За ненадобностью.

Потрясенный Дан молчал. Маран спросил:

— Когда — давно?

— Очень давно. В самом начале Эры Единства. Судите сами — сейчас у нас идет четыреста двенадцатый ее год.

— А что было до Эры?

Деланное оживление на лице Самого Старшего угасло. Пропустив вопрос мимо ушей, он сказал:

— Итак, будем считать, что мы договорились. Обдумайте вопросы, на которые вы хотите получить ответы. За вами придут в ближайшие дни, — и, давая понять, что аудиенция окончена, тут же поднялся с места.

Оказавшись на улице, Маран сразу перешел на бакнианский.

— Четыреста двенадцатый… Это сколько же земных лет? Триста тридцать два, так? Почти совпадает со временем посещения Торены. Любопытно, — сказал он задумчиво. — А скажи-ка, Дан, тебе приходилось видеть людей в особых нарядах?

— Каких нарядах? — не понял Дан.

— Ну иных. Отличающихся от прочих, как выразился этот император в лохмотьях.

— А что?

— А то, что мне очень хотелось бы побеседовать с местными сумасшедшими.

— Зачем?

— Затем. Так видел ты или нет?

Дан порылся в памяти.

— Вроде бы нет. Точнее, не обращал внимания. А чем они должны отличаться? Цветом, что ли?

— Черт его знает. Надо понаблюдать. А лучше препоручить это компьютеру. Данных для анализа, наверно, уже достаточно.

Данных и в самом деле оказалось достаточно. Начал компьютер с синих повязок, отвергнутых Мараном немедленно, хотя Патрик и предложил гипотезу об обществе, коим успешно правят безумцы. Потом компьютер продемонстрировал широкую, похожую на атласную, полосу, которой были оторочены блузы кое-кого из палевиан. Эта версия Марану понравилась больше, во всяком случае, он удовлетворенно кивнул, этим, впрочем, и ограничившись. Немного позднее, после ужина, когда возбужденные контактологи вкупе с Патриком и при посильном участии Натали сели составлять список вопросов, которые, по их мнению, надлежало задать правителю или тому, кто заменит его во время предстоящей беседы, Маран никакого интереса к дискуссии не проявил, а молча удалился в спальню. Дан, раздираемый двумя противоположными стремлениями, посидел с четверть часа в гостиной и даже внес несколько предложений, но скоро не выдержал и пошел проверить, уснул ли уже Маран.