Гоар Маркосян-Каспер - Ищи горы

— Возможно, он и не донесет, — упрямо сказал Дан, — но ты не мог знать это заранее.

— Невозможно все знать заранее. Будет так, а не иначе. Ты уж примирись с этим, Дан.

— Но зачем бессмысленно рисковать?!

— Пойми, Дан, я хочу видеть, как люди ко мне относятся. Я не могу играть вслепую. Слишком высока ставка… Поэт, у тебя случайно нет вестей от Мита?

— Почему случайно? Конечно, есть.

— Ну тогда начнем с Мита.

— В сущности, — бросил Маран небрежно, — вся эта ерунда не стоит того, чтобы о ней спорить.

Ила Лес сдвинул брови.

— Ерунда?

— Разумеется. Какая разница, Правление выбирает Главу или Собрание. Да пусть хоть вся Лига! Чушь. На деле главу государства должен выбирать народ. Граждане страны, а не члены Лиги.

Ила Лес уставился на Марана.

— Странные у тебя идеи. Первобытные какие-то…

— Почему первобытные? — спросил Маран.

— Ну как же! Если я правильно помню, очень давно, в те времена, когда люди жили, в основном, охотой, племена себе вождей выбирали. В особых случаях, конечно, например, когда прежний вождь умирал, не оставив достойных потомков. Тогда да, все мужчины племени собирались у костра и орали до тех пор, пока кому-то не удавалось перекричать других… Ты предлагаешь что-то в этом роде?

— А почему нет?

— Не смеши меня! Этот обычай отброшен тысячи лет назад.

— Разве это доказывает, что он плох? Разумеется, речь не о том, чтобы всей Бакнии собраться… у дворца Расти. И орать. Или тянуть вверх руки.

— Это я понимаю, — уронил Ила Лес. — Можно придумать более цивилизованную процедуру. И однако…

— Однако?

Ила Лес помолчал, потом вздохнул.

— Знаешь, что? Давай поговорим откровенно. Сделай мне одолжение, скажи прямо: ты действительно не понимаешь или притворяешься?

— Чего я не понимаю? — Маран притянул к себе цветущую первым цветом благоухающую ветку каоры и с наслаждением, истинным или притворным, вдохнул ее аромат.

— Того, что устроить такого рода выборы для Лиги означает потерять власть.

— Почему же? — лениво поинтересовался Маран.

Ила Лес не ответил.

Маран резко выпустил ветку… та, изогнувшись, хлестнула огромный куст, частью которого была, засыпав мелкими белыми цветами садовый стол и грубую керамическую посудину с остатками таны, на деревенский манер смешанной с вываренным в растительном масле зерном… отодвинул тревожно скрипнувший табурет и встал.

— Не хочешь говорить? Тогда скажу я. — Он знакомым Дану решительным жестом засунул руки в карманы, и вся его высокая фигура выгнулась, как давешняя ветка, казалось, сейчас он распрямится и хлестнет. — Потому что Лига потеряла доверие народа. Потому что результатом ее правления явились всеобщее разорение, окончательное обнищание и голод, сотни снесенных айтов и взорванных дворцов, тысячи сожженных книг и картин, писатели и ученые, художники и музыканты, лишенные не только возможности творить, но и права дышать. Потому что Лига разрушила в стране все, что поддается разрушению. Потому что на совести Лиги жизни двух с половиной миллионов бакнов.

— Не на совести Лиги, а на совести Изия. Изия, Лайвы, какой-то части функционеров, но не на совести Лиги.

— Ошибаешься, Ила. Именно на совести Лиги. Разве не Лига отдала власть в руки Изия и его функционеров?

— Он захватил власть обманом и интригами. При чем тут рядовые члены Лиги? Они виноваты не больше, чем ты или я.

— А ты считаешь, что я или ты не виноваты? Счастливый ты человек! — Маран горько усмехнулся. — Лично я не могу о себе этого сказать. Правда, я тогда мало что значил, но в меру своих слабых сил я тоже помог Изию… хотя бы тем, что не помешал ему утвердиться во власти… Как, впрочем, и ты.

— А что я мог сделать? — проворчал Ила Лес. — И вообще, что сейчас об этом говорить. Есть вещи более насущные.

— Да?

— Да! Тогда, после смерти Рона все смешалось, ни я, ни тем более ты ничего не могли, но что касается Лайвы… У тебя в руках была судьба страны, будущее народа — а ты? Чистоплюй! Против совести, видишь ли, не пошел…

— Не против совести, а против закона, — зло прервал его Маран.

— Чепуха! Совесть спас, а дело погубил! А все было так просто. Арестовать Лайву и его приспешников, обнародовать их преступления и тут же казнить виновных. Убрать! Как они других убирали. И все.

— И все, — повторил Маран с иронией. — Так просто!

Ила Лес промолчал.

— Ну что ж, — сказал Маран сухо. — Мы поехали. Вставай, Дан.

— Погоди! Объясни мне еще одно: зачем тебе эти выборы? Лично тебе. Чтобы вернуть власть? Но она у тебя была. Ты сам ее отдал.

— Это совсем не та власть. Да и не во мне дело. Я сыт этой властью по горло, если хочешь знать. Мне она не нужна. Я не о себе забочусь… Нам пора ехать.

— Не морочь мне голову. Хочешь сказать, что ты проехал две сотни вент лишь затем, чтобы приятно поболтать со мной на теоретические темы?

Маран только улыбнулся.

— Маран! Ты же меня знаешь. Я многое могу вложить в дело, в которое верю. Чего ты добиваешься? Ладно, выскажусь до конца. Против Лиги и против идей, которые олицетворяет Лига, не пойду. В остальном — можешь на меня рассчитывать.

— Против идей, которые олицетворяет Лига, — задумчиво проговорил Маран. — Всех идей, Ила?

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду тезис о Великом освободительном походе.

Ила Лес взглянул недоуменно.

— По-моему, эта тема неактуальна. Правда, Лайва много болтает по этому поводу, но пока в его руках нет реальной силы, которая позволит одолеть стольких противников.

— А если она появится, эта сила?

— Откуда? Ты о сверхоружии, о котором он недавно докладывал на правлении? Великий Создатель! И ты в это веришь?

— Так ты думаешь, это пустая болтовня? — спросил Маран.

— Конечно! Просто Лайве надо дурить народу голову.

— Народу, — заметил Маран, — он пока ничего не говорил. Только на закрытом заседании Правления… Хотя если ты о нем знаешь, могут знать и другие…

— У меня сохранились кое-какие связи… Словом, это ерунда. Выкинь ее из головы. Неужели у тебя нет забот поважнее?

— Есть, — согласился Маран и поднялся. — Мы поехали. Будь здоров!

— Погоди! Мы ведь не договорили.

— Договорим в следующий раз. Извини, нас ждут.

— Я поведу, — предложил Дан, когда от уютно расположенного на южном склоне холма домика Илы Леса, некогда министра или правителя, как их в Бакнии называли, а ныне отставника, удалившегося от суеты в деревню, они спустились к оставленному на обочине дороги мобилю.

— Нет, Дан. Мне надо подумать.

Это Дану было хорошо знакомо, он и сам любил думать за рулем, вернее, за пультом флайера — там, дома, на Земле. Правда, Маран имел скверную привычку, задумавшись, машинально выжимать акселератор до тех пор, пока машина могла на это реагировать, но опасность столкновения тут, на девственно пустых бакнианских дорогах, была минимальной.