Alma - Эпизод 2. Антиканон

Скайуокер наконец понял. И ответил. Но не так, как она могла ожидать.

— Разумеется, я здесь по своей инициативе. Это была моя идея — использовать вас для своих целей. Вы хотели сделать серию материалов об армии, и это натолкнуло меня на мысль о том, что вы не пропустите шанса потоптаться по старым знакомым из политической элиты. Совета Безопасности это касается больше всего.

— Прямолинейность — лучшее средство для манипуляции, — возразила Падме. Уже не так уверенно.

— Вы мне льстите.

— Нет. Я просто не понимаю, во что мне верить.

— Во что хочешь.

Быстрый взгляд. Сквозь раздражение и недоверие — теперь еще и удивление.

— Я ничего о тебе не знаю.

— Знаешь. Больше, чем люди, с которыми я воевал.

— Ситх!

— На кого ты злишься больше — на меня или на Палпатина?

— На себя. Я думала, что вчера мы перестали играть.

— А мы перестали.

Взгляд ее скользнул по крохотным корускантским башенкам на игровом поле, а затем по очень похожим башенкам за окном.

— Выключи это.

— Хорошо, — Анакин одним нажатием кнопки уничтожил игрушечную галактику.

Спокойней от этого ей не стало.

— Что там на самом деле с Советом Безопасности?

— Через некоторое время Совет Безопасности отправит пятый флот в новую кампанию. Три эскадры примут бой в системе Вероа. Соединение кораблей — это «Виктория» и еще четыре дредноута — отправится на штурм военной базы в соседней системе. Отвлекающий маневр.

— Пять дредноутов на базу — это много или мало?

— Это называется «на убой».

— Зачем вообще нужна эта кампания?

— Республика вернет себе приличный кусок территорий, и вдобавок отгрызет еще несколько бесполезных планет, ну и сможет вновь говорить о победе.

— Тогда почему не отправить все силы на штурм базы?

— А это невыгодно. Республиканцев там никогда не было. И, понимаешь, вслед за базой нам придется стереть в порошок весь промышленный комплекс системы. Сепаратисты лишатся очень важного узла, а Республика получит огромный нищий регион, где нужно все строить заново. Держать постоянный гарнизон. Вкладывать средства, которых нет.

— А Совет Безопасности…

— … не учтет того, что мы действительно уничтожим базу. Несмотря на численное превосходство противника. У Совета внезапно будет очень много проблем. Прежде всего с Храмом и корпорациями. А твой холоканал тем временем начнет кампанию против них. Совет не выдержит давления с двух сторон и уйдет в отставку. На их место будут избраны новые люди. Те, которые не будут мешать флоту вести войну.

— Тебе не кажется, что это безумие?

— Не кажется. Это и есть безумие.

— Допустим. А когда начнется кампания против Вероа, уже известно?

— Примерно через два месяца.

— Значит, времени остается очень мало.

— У меня тоже, — он пожал плечами.

— Ну, хорошо, — ответила Падме. — Может быть, я ничего не понимаю в тактике и стратегии. Но вот что скажу: если вы победите, скомпрометировать ваших командиров будет очень трудно.

— Будут потери. Высокие. Неприемлемые для победы.

— Вот как. Значит, Палпатин так легко жертвует флотом ради того, чтобы протащить своих кукол в Совет Безопасности?

— Не он.

— А кто?

— Я.

— Еще лучше, — выдохнула Падме. — Тебе не страшно?

— Страшно.

— А если… нет?

— Что нет?

— Если вы проиграете. Если ты, — она выделила это слово, — проиграешь. Как это… «жизнь меня зачеркнет»?

— Да.

Падме вдруг выпрямилась, поднялась и подошла к окну.

— Как же сейчас быстро темнеет, — сказала она в лицо сумеркам за транспаристиловой маской. — Пойдем куда-нибудь. Не хочу сейчас здесь сидеть.

Вслед за Падме из квартиры вышел Скайуокер.

— А тот бар, где хозяин — гибрид? — спросила она, усевшись во флаер. — Это далеко?

— Не очень. Где-то час пути.

— Ну и отлично.

Флаер осторожно заскользил по воздуху. Скайуокер заметил, что Падме откинулась на спинку сиденья. Закрыла глаза. Он решил, что не будет ей мешать.

Да и самому ему хотелось разобраться в том, что он только что…

… натворил, наделал, сделал, совершил, добился, достиг.

Много слов. Ни одного точного.

За все время полета Анакин так и не придумал определения сегодняшнему дню. Он все больше вспоминал ее реакцию на его слова. Вспоминал, как ее лицо вспыхивало то надеждой, то раздражением, угасало в недоверии и смягчалось под улыбкой.

— Ты спишь? — спросил он.

— Нет.

— Мы на месте.

Падме резко выпрямилась, выскочила из флаера. Кантину она сразу узнала, и обрадовалась, что посетителей в этот вечер было мало.

— Мы у тебя постоянные клиенты, — напомнил хозяину Скайуокер.

— Здрасте, — промычал гибрид. Большой радости в его голосе, впрочем, не обнаружилось.

Меню здесь по-прежнему не существовало. После недолгих переговоров на столе появилось кофе и одна на двоих тарелка с тоненьким соленым пирогом, порезанным на восемь неравных частей.

— Это можно есть? — спросила Падме.

— Ни в коем случае, — убедительно сообщил Анакин, — лучше оставь все мне.

Она хмыкнула. Нарочно выбрала кусок побольше, свернула трубочкой и с аппетитом принялась за него.

Вот еще одна Падме, подумал Скайуокер. Которую я не знаю. Или знаю плохо.

Или все та же самая?

Такая, которая могла обхватить себя руками от холода и споткнуться на фразе «такое не то…» про верховного канцлера, сваять из трепа серьезный материал для издания и вкусно облизать соус с пальцев, пригласить в гости, а на следующий день сказать гостю, что это он сам напросился, и одновременно найти повод пригласить снова.

Не королева, нет. Не манерная четырнадцатилетняя кукла в наряде, скрывающем угловатость вместе с живым человеком.

Просто женщина.

Такая, которая иногда — если ей захочется — может побыть королевой. И остаться собой.

— Мне нравится, — провозгласила Падме. — Ты здесь прямо из госпиталя?

— Нет. Я не хотел там долго задерживаться.

— У вас ведь был и второй раненый?

— Был.

— А кто он?

— Штрафник. То есть, теперь он снова офицер, — поправился Скайуокер.

— Офицер флота?

— Нет, пилот эскадрильи на «Виктории». Вообще он должен был бы стать комэском. Я надеялся, что штаб даст нам третью эскадрилью, только пока с этим глухо. Так что этот парень остался простым пилотом.

— И что, он не обрадовался?

— Наоборот, — Анакин пожал плечами.

— Поняла: ты бы на его месте не обрадовался.

— Не знаю. Ему просто нравится летать. Мне тоже, — к фразе прицепился выразительный хмык.

— Только иначе.

— Да.

— Что тебе еще нравится?

— В каком смысле?

— В прямом. Ты сказал, что любишь летать. А еще?

— Не знаю.

— Раньше тебе нравилась техника.

— И сейчас нравится. Только вполне хватает приборных панелей на мостике.