Владимир Митыпов - Зеленое безумие Земли

— Его нельзя было спасти? — хмуро спросил Фарг.

Бурри отрицательно помотал головой.

— Странная штука, этот ваш Мозг! Мне кажется, что даже Дамонт, несмотря на свою бесспорную гениальность, еще не знает, что он создал. Ты говоришь, он даже теоретически не допускал такой возможности?

— Да. Для инициирования деятельности Мозга необходим человеческий уровень мышления. Дамонт и сейчас настаивает на этом, но факт налицо: Мозг в течение полутора-двух минут контактировал с мозгом Эрика и полностью разрушил его.

— Фарг, мы решили съездить к Моравису. Ты поедешь с нами? — неожиданно спросила Лидия.

— Когда?

Лидия вопросительно посмотрела на Бурри.

— Что? Ах, к Моравису... — Бурри встрепенулся, посмотрел на Лидию, потом на Фарга. — Сегодня, сейчас же. Но сначала нужно предать Эрика земле. Мне почему-то кажется, что он обязательно должен лежать в земле, где-нибудь за городом.

— На Сосновом Мысу, — вполголоса сказала Лидия, глядя в сторону.

— Подождите, я оденусь, — Фарг торопливо пошел к дому. При его приближении стереовизор снова включился. Через большие распахнутые окна было видно, как молодой белокурый диктор, сдержанно жестикулируя, ведет передачу «Всемирных новостей».

— ...Впервые после долгого перерыва творческим коллективом Афинского театра осуществлена постановка трагедии древнегреческого драматурга Эсхила «Прикованный Прометей». С подробным рассмотрением тех средств и приемов, которые были применены при этом главным режиссером театра Костанди, выступит театральный критик Эверс в восемнадцать часов по гринвичскому времени.

— Только что получено сообщение о том, что в результате двухлетних комплексных исследований на Юпитере ученые пришли к единодушному выводу...

Выйдя из дому, Фарг снял с паукообразного садового робота один из рабочих манипуляторов — полутораметровую членистую палку с тремя широкими зубцами на конце. Он сел на заднее сиденье рядом с Эриком, и Лидия рывком тронула машину с места.

Голубоватая лента пустынного шоссе, почти не изгибаясь, уходила к далекому горизонту. По сторонам тянулись невысокие холмы, покрытые выцветшей пожухлой травой. Изредка появлялись небольшие скопления деревьев с приютившимися в их тени небольшими белыми домиками.

Лидия вела машину сама, не включая автоводитель. За прозрачным пластиком фонаря глухо гудел уплотнившийся воздух, машина делала не менее двухсот километров в час. Вдали показалась темная полоса. Лидия сбросила скорость и, свернув с шоссе, въехала в лес. Запущенная, сильно поросшая дорога вывела на высокий берег, покрытый гигантскими, поразительно прямыми соснами. Все вышли из машины и подошли к самому обрыву. Полноводная река, огибая Сосновый мыс, делала здесь плавную излучину и, лениво петляя, уходила на север. Над самой серединой реки, оставляя за собой быстро исчезающий след, шел серебристый аэроход, похожий издали на большую овальную каплю ртути.

— Кажется, в таких местах любили покоиться наши предки, — задумчиво сказал Фарг. — Покосившийся деревянный крест и величественный вид, открывающийся от него...

— Мыс очень красив с реки, — вполголоса сказала Лидия. — Я всегда любуюсь им, когда пролетаю на аэроходе.

Бурри повернулся и пошел к машине. Слабо раскачиваясь, шумели над головой сосны, под ногами потрескивали сухие взъерошенные шишки и сияющая лучистыми бликами машина выглядела здесь странно и чуждо. Бурри вынул из машины манипулятор и начал торопливо рыть яму. Подошли Фарг с Лидией и молча остановились рядом.

Земля была мягкая, не очень влажная, и скоро Бурри углубился почти до пояса.

— Хватит, — сказала Лидия, нарушая тягостное молчание.

Бурри кивнул и, тяжело дыша, выбрался наверх.

Фарг вынес из машины сенбернара.

— Прощай, Эрик! — тихо сказал он и бережно опустил его в яму.

Покусывая губы, Лидия смотрела, как над могилой пса вырастает холмик еще влажной земли.

— Ну что ж, он жил не зря, — грустно сказал Фарг. — Благодаря ему, людям станет известна еще одна тайна Великого Мозга. И, кто знает, если бы не Эрик, может она досталась бы нам слишком дорогой ценой...

Почти всю переднюю стену салона рейсового стратоплана занимал экран стереовизора.

— ...мало только предсказывать землетрясения, — говорил резкий уверенный голос диктора. — Сейсмология уже сейчас вплотную подошла к проблеме их предупреждений. Давно известно, что землетрясения являются следствием перераспределения металлических компонентов в мантии под действием магнитного поля Земли. САБС, сверхглубинный автономный буровой снаряд, который вы видите на экране, занят монтажом экспериментальной установки, создающей вокруг себя в радиусе десяти километров искусственное магнитное поле...

Фарг повернулся к Бурри и, заметив, как он мельком взглянул на часы, усмехнулся:

— Стратоплан ведут автоматы по стандартной траектории, время рассчитано с точностью до секунды. — И, помолчав, добавил: — Я тоже в последнее время становлюсь беспокойным. Раньше проблема землетрясений вряд ли бы заинтересовала меня. Может быть, успех сейсмологов просто подхлестнул бы меня с еще большим рвением заниматься своим делом — и только...

— Чувство ответственности за деяния человечества в целом, — с бледной улыбкой заметила Лидия.

— Что-то подобное, — согласился Фарг. — История науки свидетельствует, что почти нет открытия, которое рано или поздно не касалось бы каждого. Нам всем должно быть небезразлично, если гляциологи ведут рискованные опыты с огромными массами льда в Гренландии, если Храмов приходит в восхищение от идеи будущего воцарения технической морали, если может оказаться так, что в один прекрасный день люди станут живыми манипуляторами Великого Мозга. И это — не все. Мы еще не знаем, что рождается в бесчисленных лабораториях от Земли до Юпитера, какие еще предложения сделают завтра человечеству исследователи, загипнотизированные силой собственных открытий. Людям пора покинуть тесный мир своих профессиональных интересов, пора выработать критерии оценки новых направлений работ с точки зрения человеческой морали.

— Анти-Храмов. Так сказать, Храмов наоборот, — с неожиданной горячностью сказала Лидия. — Ты не предлагаешь, случайно, вообще отказаться от исследований? Вот мы, например, работаем над проблемой регенерации органов человека. Благородное направление с точки зрения человеческой морали? Безусловно. А теперь представь себе, что эта проблема уже решена, что мы уже научились восстанавливать все — от пальца до головы. Моральным ли будет в этом случае восстановление человека, если от него осталась одна рука? Или, допустим, желательно ли возвращение к жизни кого-то давно умершего по сохранившемуся кусочку ткани?