Клэр Корбетт - Дайте нам крылья!

Хорошо, что он все это говорил. Пери очень скверно разбиралась и в небе, и в облаках.

— Итак, — продолжал Беркут, — следи, не нагромождаются ли облака. Кучевые облака всегда к этому склонны. Если они нагромождаются, жди сильного ветра и дождя, а может, града или грозы. Чтобы точно понимать, в какую сторону развивается облачность, возьми себе за правило делать мысленные снимки облаков во время полета. Делать это надо регулярно, скажем, раз в минуту. Найди себе точку отсчета, чтобы отслеживать скорость и динамику облаков, ну, например, положение относительно какого-нибудь большого дерева или горы, высоту относительно другого облака. Во время спирального подъема по термику делай снимки примерно с одной и той же точки на каждом витке. Иногда облака меняются на удивление быстро, а в небе не с чем сравнивать для масштаба, кроме других облаков, так что проще простого утратить представление о том, как они движутся и растут — или тают. Особенно пристально надо следить за тем, как они растут в высоту относительно размера оснований. Если облако быстро растет в высоту — ну, тогда сама знаешь, что делать…

— Рвать когти, — ответила Пери.

Беркут хохотнул.

Они плавно летели на запад к гряде кучевых облаков на горизонте. Пери попробовала делать моментальные снимки далеких облаков, но оказалось, что это очень трудно. Никаких ориентиров поблизости не нашлось, сравнивать было не с чем — так что Пери с трудом давались даже попытки зафиксировать в памяти все очертания, размеры и расположение облаков друг относительно друга — а уж о том, чтобы сравнивать снимки через одну-две минуты, и речи не шло.

Вот, например, то облако — разве у него только что не было маленькой плоской нахлобучки? Хотя это, наверное, неважно… Я в жизни не видела такого классного летателя, как Беркут. Гораздо лучше Питера. Лучше Хаоса. Даже лучше Сойки. Однако от того, чему он меня тут учит, впору потерять всякое удовольствие от полета. Как ощутить эту безудержную радость, когда надо помнить и о голубых дырах, и о банке энергии, и об этих моментальных снимках каждые шестьдесят секунд, будь они неладны?! Неужели я об этом мечтала, когда обрела крылья?

Сойка, похоже, уловила ее настроение.

— Как делишки? — спросила она.

— Не то чтобы очень.

— Может быть, тебе полегчает, если ты поймешь, что кучевых облаков там три разновидности. Например, такие разбросанные пушистые клочки, которые ближе всего к нам, называются по классификации cumulus mediocris, сокращенно «cu med» — кучевые средние облака. Таким хорошеньким облакам могли бы подобрать название и посимпатичнее — самое то, чтобы ясным деньком любоваться во время пикника. Средние — значит, летят невысоко. Сразу за ними виден яркий пример cumulus pileus…

— Дайте угадаю, — сказала Пери. — «Cu pil»?

— В яблочко. Видишь, какая у них плоская верхушка? Это не что-нибудь, а ледяные кристаллы. Красиво, высоко и очень холодно.

А. Значит, Пери ошиблась. Еще бы. Эти плоские нахлобучки — очень даже важно.

— А вон те грозные, но прекрасные великаны за cu pil, больше всего похожие на замедленные съемки фонтанирующей цветной капусты…

Пери хихикнула.

— Это Cumulus congestus — кучевые мощные.

— «Cu con»?

— Ага. От них мы держимся на почтительном расстоянии и уповаем на то, что они не налетят на нас слишком быстро. Кучевые облака всегда означают нестабильность — это один из весьма осязаемых выводов из суперадиабатического градиента температуры, который так дорог нашему Беркуту…

— У меня сейчас голова лопнет, — буркнула Пери.

— Упражняйся, душенька, упражняйся. Это навык, не более того. Я убеждена, что учиться летать гораздо проще, чем учиться, например, играть на пианино. Просто последствия разные. От фальшивой ноты еще никто не умер.

Они летели под основанием облаков, и вдруг Беркут резко снизился, а Пери с Сойкой последовали за ним. Заложили вираж и начали спускаться по широкой спирали.

Они снижались по направлению к лесу, который тянулся в неглубокую долину. Пери видела, что лес расстилается во все стороны, до самого горизонта. Сойка и Беркут сбросили высоту еще раз, и стали видны отдельные деревья и валуны. Потом они полетели над долиной, над самыми верхушками деревьев. За последние два дня Пери основательно натренировалась в искусстве бреющего полета. Проносясь над деревьями, Пери заметила островок нежной зелени, слишком свежей и пышной для лесной чащобы. Он бросался в глаза, словно зеленый маяк. Беркут притормозил, резко спикировал, потом замолотил крыльями часто-часто, чтобы смягчить приземление.

— Бум… Ой, — поежилась Сойка, когда Беркут врезался в землю. — Нет, я так быстро и жестко не умею. А он, наверное, привык.

И она начала плавно набирать высоту по спирали, поманив Пери за собой.

— Гляди, — сказала она, когда они забрались повыше и разглядели Беркута далеко внизу.

Беркут взял манок и трижды коротко свистнул. Под ними закружила Шахиня.

— Началась охота, — сказала Сойка.

— Как там Беркут ее назвал? Дикомыт?

— Обычно сокольники охотятся только с птицами, которых вырастили сами — такие соколы прямо-таки боятся упустить из виду того, кто их выкормил, когда они только-только вылупились из яйца. Но сокол-дикомыт — это жемчужина среди соколов: его поймали уже взрослым, у него оперение взрослой птицы. Может быть, Шахине даже довелось выводить птенцов. Она сумела выжить, несколько лет могла себя прокормить. Естественно, охотиться с дикомытом гораздо опаснее, такую птицу легко потерять: улетит, и все. Но Беркут позволяет ей летать свободно, и она всегда возвращается — тем более что ее самца убили. Интересно, не считает ли она Беркута своим самцом — этаким супер-соколом, правда, у хищных птиц самки крупнее самцов, так что габариты для них не признак мужественности.

— А что тогда признак? — улыбнулась Пери.

— Легкость, — ответила Сойка. — Масса и сила — это женские качества. Охота с самкой сапсана — высший пилотаж соколятника, считается, что только самки достигают вершин мастерства.

Беркут поднял руку навстречу Шахине.

Пери услышала свист ветра и увидела, как к земле что-то несется — стремительное, словно темная молния. Сапсаниха принесла Беркуту добычу. Тот скормил ей лакомство, и она, звякнув бубенчиками, снова взмыла в небо.

Пери поднялась еще выше. Здесь, в вышине, зрение у нее особенно обострилось. Внизу виднелись старые лошадиные загоны с покосившейся, поломанной оградой. Пейзаж навевал меланхолическое спокойствие. Пери сразу вспомнились заброшенные фермы в холмах за участком Жанин. Она снизилась, подражая спуску сапсана, и выровнялась, сильно хлопая крыльями, чтобы снова набрать высоту.

Вдали гудели пчелы или какие-то другие неведомые насекомые, настраивали свои инструменты на предвечернем солнцепеке.