Клэр Корбетт - Дайте нам крылья!

Пери снова одолел страх. Надо срочно улетать с Райского кряжа, подальше от группы «Орлан». Надо… или нет? Солнце расслабляло напряженные руки и ноги, прогревало натруженные мышцы, наводило глянец на крылья. Пери вздохнула. Как бы ей хотелось, чтобы все ее страхи, все эти мысли испарились на жаре. Здесь нам ничего не грозит. Но долго ли? В Городе мы оба в опасности, если я не верну Хьюго Питеру — на его условиях. Вернуть то, что он купил у меня… Нет, теперь это невозможно. Верно говорила Сойка. Надо придумать, как заявить о своих правах.

Сапсаниха снова спикировала и что-то принесла Беркуту — о каждом ее движении возвещал тихий перезвон бубенчиков.

Пери балансировала на теплом термике: ну-ка, сколько удастся продержаться, не пошевелив крыльями? Она уже так здорово научилась контролировать свои движения, что могла сосредоточиться на угле поворота каждого махового пера.

Ей нужно время, чтобы все обдумать. Что будет, если она и вправду здесь останется? Она представила себе, какой она станет через несколько долгих лет вдали от города — знай себе летай да добывай пропитание, — да, она станет летателем экстра-класса, как и все остальные в «Орлане». Сумеет ли она сделать такой выбор? Уйти в леса? Тогда она больше не вернется в привычный мир. Миром для нее станут эти люди.

Но ведь и летатели не останутся здесь навечно. А как же Хьюго? Он так жить не сможет. Без других детей — и чему он тут научится, кроме жизни по ту сторону закона? Они только и думают о полете, для них Хьюго неполноценный, как для Питера и Авис. Долго ли мне удастся брать его с собой в полет? Да, человеку без крыльев в «Орлане» не место.

Дожидаясь обеда, Шахиня взволнованно дергала головой — так прыгает на месте ребенок, которому пообещали конфетку. Беркут скормил ей мелких птичек, которых она поймала, а кроликов сложил в охотничью сумку, чтобы принести в лагерь. Потом Беркут и Шахиня взлетели в воздух. Раз — и Шахиня уже кружит над ними, несильно помахивая мощными, длинными, узкими крыльями. Вскоре она скрылась из виду.

— Пока мы доберемся до Райского кряжа, она уже будет отдыхать на утесе, — сказал Беркут. — Скорость горизонтального полета у нее пятьдесят километров в час. Конечно, когда она пикирует, то и до трехсот доходит — девяносто метров в секунду: самое быстрое живое существо на планете. — Он гордился Шахиней, словно собственной дочкой.

— А когда она… ну, как это… ходит на кругах? — спросила Пери.

— Это совсем другое дело. Она летает по кругу, только когда вынуждена, перед охотой. А теперь она поела и уже не станет тратить силы впустую.

— А на ужин сегодня жареный кролик, — мечтательно пропела Сойка.

— Да, навострилась она их ловить, — сказал Беркут. — Не то чтобы она особенно любила охотиться на кроликов, — пояснил он, обращаясь к Пери, — но пришлось приспособиться. Шахиня — сапсаниха, ее конек — ловить добычу в воздухе, но здесь для нее маловато птиц.

Поднялся довольно сильный ветер, погнал прямо на них зловещую облачную гряду, и пришлось как следует попотеть, чтобы против него поскорее добраться до Райского кряжа. Облака стремительно росли и надвигались, так что никаких сомнений быть не могло. Пери еще никогда не приходилось летать при такой сложной погоде, если не считать той сверхъячейки. Это было как лететь сквозь разные вертикальные слои, вроде театральных декораций — на сцене при помощи таких слоеных декораций создают ощущение глубины, Пери это видела, когда один раз ездила с классом на спектакль.

Первый слой, тот, в котором они сейчас летели — темное небо с тонкими хлопьями темных облаков. Дальше громоздилась туча — ну, как бишь ее — cumulus congestus, густого, переливчатого баклажанно-фиолетового цвета, высотой, наверное, в несколько километров. А сразу за тучей, прямо из-за ее края выпирало подсвеченное вечерним солнцем еще одно скопление кучевых облаков — они сияли белизной, словно хрусткий снег, дурманяще-яркие по сравнению с темной тучей на их фоне. А за белыми облаками сверкало синее-синее, как в раю, небо, словно черноту впереди занесло сюда из какого-то другого времени.

— Ух ты, — не сдержалась Пери.

— Ну и дела, Беркут, надо подналечь. Там ВОМ.

— Сам вижу, — отозвался Беркут, который уже вырвался вперед, стремительно снижаясь и набирая скорость.

Сойка тоже разогналась, и Пери едва за ней поспевала.

— Смотри, ВОМ, — повторила Сойка и показала на фиолетовую тучу. Пери увидела горизонтальные разряды молний. — Внутриоблачные молнии, — пояснила Сойка.

Они снова сбросили высоту — насколько отважились.

— Мы сейчас врежемся в землю! — закричала Пери, перекрывая ветер и неумолчный рокот грома. Перегонять облака, мчаться над деревьями и уносящейся вдаль равниной было страшно и упоительно одновременно, а теперь Пери научилась смотреть на картину в целом, учитывать рельеф местности внизу, сопоставлять его с облаками и снова смотреть вниз. Оказалось, что когда речь идет о жизни и смерти, Пери в состоянии сосредоточиться, в состоянии свести воедино все то, чему учили ее Беркут и Сойка. Запросто. Просто надо больше вообще ни о чем не думать. «Пока не скинешь балласт, крылья тянут тебя вниз, а не вверх». Значит, надо забыть обо всем. Обо всем, кроме полета.

Ей, конечно, не хотелось признаваться даже себе, что когда пришлось сосредоточиться на полете, ей стало легче. Гораздо легче. В тренировочный центр в Городе она ходила по ночам, жертвовала сном. И все равно постоянно нервничала. Вдруг Хьюго проснется, вдруг потребует меня, вдруг я оставила ему мало молока?

А сейчас у нее осталась всего одна-единственная цель — и в этом была свобода. Да, Пери было немного стыдно — словно она предавалась запретным утехам. Надо было отодвинуть на задний план мысли о Хьюго — о своем сыне, о своем сыне! — и сосредоточиться на мельчайших подробностях оттачивания своего мастерства. Она соревновалась с надвигавшимися облаками, понимая, что теряет драгоценное время, несмотря на все новые знания — от них было не только несказанно приятно, но и тревожно, как не без удивления обнаружила Пери: страх то и дело окатывал ее холодной волной.

Пери ощущала, как нарастает в ней жажда полета, болезненное пристрастие к нему. Она видела это у Питера. Этак и вправду можно забыть, что в жизни есть кое-что поважнее.

И тут — о счастье! — они вырвались из-под фиолетовой тучи. Грохот стих позади, и они поспешили к долине, которая вела к Райскому кряжу, голубому-голубому в косых лучах солнца, — и вот уже они взмыли вверх на динамике, хохоча в полный голос, потеряв голову от радости, облегчения и восторга, и Пери понимала, что не поступится ни капелькой этой радости — пусть она растет, громоздится, набирает силу, как та рокочущая лиловая туча.