Клэр Корбетт - Дайте нам крылья!

«Все по плану, архангел М. вспугнул Алмаза. М. за порог, Алмз. сразу звонить. Дилетант! Кому звонил, не знаю, но скоро выясню. Алмз. — скот, говорит, не хотел подвергать Л. опасности, только пригрозить. Увяз по маковку».

Понятно, Хенрик на всякий случай зашифровал Алмазом Бриллианта. Умно. Осторожность никогда не помешает. В ответ я набрал:

«Видел у Алм. в кабинете депутата. Харрис Уотерхаус. «Корни». Проверишь его?»

Хенрика эта парочка точно заинтересует. Дело там явно нечисто, очень уж непонятно они себя ведут: один на один вроде дружелюбно, а на публике чуть ли не цапаются.

Я кое-что проверил и отправил вдогонку еще одно сообщение:

«Гермес — не только посланец богов. Еще покровитель воров. Плодородия. И перекрестков».

Возможно, это поможет Хенрику разобраться с проектом «Гермес».

Набирал текст я одной рукой, а другой — не выпускал лапку Тома.

— Папа, нам правда не страшно? — тихо спросил он. Я слегка сжал его руку, мол, я тут, все в порядке.

Ни Лили с Ричардом, ни я так и не поняли, отчего у Тома случился приступ. “Post hoc ergo propter hoc”, — важно сказал Ричард, вручая Лили бутылку холодной воды. Нет, ну надо же! Том лежит едва в сознании, а Ричард бегает для Лили за водичкой — ухаживает за ней, не за ребенком. «Вместе с этим — значит по причине этого», — перевел Ричард. Он, надо полагать, решил, будто я не знаю латыни. И угораздило же Лили выбрать такого мужика на замену мне. Просто унизительно. Сам-то Ричард успокоился до неприличия быстро.

«Да засунь ты себе свою латынь в одно место», — зло подумал я, отвернулся от этого надутого самовлюбленного индюка и приобнял Тома.

— Процедуры сейчас прерывать нельзя, — заявила Лили.

— Как ты можешь? Вот так запросто поставить на кон жизнь Тома? — взвился я.

Лили просто затрясло от ярости: ну как же, я осмелился усомниться в ее материнской любви.

— Он поправится! — отрезала она, буравя меня глазами. — Посмотри, ему уже гораздо лучше!

Я онемел.

А Лили гневно напустилась на меня:

— Ты разве врач? Что ты, черт дери, понимаешь? Собираешься аннулировать свое разрешение на процедуры? Только попробуй, ты у меня где сядешь — там и слезешь.

Пробегавшие мимо медсестры и санитары пялились на нас. Голос Лили не повышала, но шипела, как змея. Она всегда отлично знала: лучшая защита — это нападение. Тут я был бессилен. Придется выяснять все у Руоконен самому.

В четверг, узнав, что вечером я ужинаю не дома, Витторио вызвался приглядеть за Плюшем. Я с облегчением согласился. К Хенрику я отправился на автомобиле, а по дороге мрачно думал, что раскатывать по служебным делам со всем удобством — слишком накладная привычка, и, поскольку кругленьких гонораров от Чешира мне больше не видать, пора отвыкать от таких барских замашек.

Весь день я пытался дозвониться Руоконен, а когда она наконец-то соизволила взять трубку, то небрежно отмахнулась, мол, выживет ваш мальчик, ничего страшного. «Господи, да он же совсем ребенок!» — хотел заорать я. Но в очередной раз смолчал. А какой у меня выбор? Или вся эта медицинская махина, которую я запустил, когда согласился на процедуры для Тома, покатится дальше своим чередом, или мне придется из кожи вон вылезти, чтобы ее остановить. И неведомо, получится ли, даже пусти я в ход все свои связи и возможности. Или промолчать, или… или заслужить неминуемую обиду, а то и ненависть сына. «Полумер тут быть не может, — сухо сказала Руоконен. — Никаких «поживем-увидим». Сейчас тянуть нельзя». Врет она или нет, поди разберись, но мое слово сейчас ничего не значит. Все будет так, как скажет Руоконен.

Все это время мне дозванивался Чешир, да так настойчиво, что я уже подумывал, не пригрозить ли ему, что подам в суд за преследование. Совсем он меня задергал. И даже согласись я с ним побеседовать, говорить нам все равно не о чем. Хенрик уже сообщил мне, что все попытки отыскать Пери и Хьюго по официальным каналам ни к чему не привели. Погибли они или пропали без вести, мне до сих пор неизвестно, теперь я должен хотя бы помочь Хенрику изловить убийцу Луизы. Ради Пери.

Автомобиль подпрыгивал по ухабистым улочкам и задворкам, а я подумал: вот и выдался безмятежный вечерок, один-единственный за эту кошмарную неделю. И выдержал я ее лишь благодаря надежде: сначала — что Плюш найдется, теперь — что выздоровеет. А впереди, в будущем, как зловещее, притягательное и загадочное зарево на горизонте, маячил слет «Поднебесная раса».

Года три назад Хенрик и Вивьен переехали в благоустроенный коттеджный поселок в черте Города. Назывался он «Дзэн». И только теперь, впервые за три года, я собрался к ним в гости. Проклятая работа! Три года пролетели как одно мгновение.

У ворот пришлось подождать, пока охрана осмотрит машину — как обычно, прошлись сканером снаружи, потом махнули — мол, проезжайте на стоянку. Поселок был обнесен высокой стеной. За ней открывался прелестный вид — через пруд с лотосами перекинут деревянный мостик, дальше ведет дорожка, выложенная камнями, а по сторонам — фонарики.

Я зашагал по дорожке. По обе стороны под темно-синим вечерним небом расстилались садики в японском стиле, все разные, каждый красив на свой лад — залюбуешься. Вот камушки выложены разноцветными волнами, которые словно набегают на могучий неровный валун — остров в море. Вот поляна, заросшая мхом, вот купы кленов, и их зеленое пламя колеблется на ветру. Мимо пролетел ворон и уселся на ветку клена: черный клок ночи в вечерних сумерках.

Тропинка привела меня к домику администрации. Я назвал консьержке номер дома Хенрика. Та с улыбкой ответила:

— Обогнете храм — и идите по средней дорожке, она свернет налево.

— По срединной тропе? — пошутил я.

Ну да, раз поселок выдержан в японско-дзэнском стиле, тут и планировка вся что-нибудь символизирует.

— Примерно четверть часа ходу, — приветливо продолжала консьержка, точно и не заметив шутки. — Справа увидите дома, которые выходят на Город.

Поблагодарив, я пустился в дальнейший путь. Поселок был куда больше, чем я думал. Храм на поверку оказался целым скопищем построек, да еще с собственным рисовым полем впридачу. Я остановился послушать, как монахи нараспев читают сутру Каннон Милосердной. Мерное гудение голосов завораживало. Словно в такт, квакали на пруду лягушки и стрекотали на рисовом поле сверчки, — настоящий слаженный вечерний хор. Внутри молельни горели светильники, и силуэты монахов отчетливо вырисовывались за полупрозрачными стенами из рисовой бумаги. На миг мне захотелось бросить все и тоже скрыться за бумажными стенами и погрузиться в молитву, присоединить свой голос к хору.

Пока я шел к дому Хенрика, Город постепенно выпускал меня из своей хватки — я задышал ровнее, больше не лихорадило от непрерывного напряжения всех душевных и умственных сил. Тревога, муки совести, усталость — все отступило, пусть и ненадолго.