Александр Смирнов - Чернокнижник

– Я не открою для вас тайну, если скажу, что большинство наших граждан не доверяют отечественным препаратам.

– Но ведь вы сами сказали, что она была обречена. К тому же, бесплатные препараты не хуже импортных.

– Вы извините, молодой человек, но ваше ведомство тоже обязано обеспечивать общественный порядок бесплатно, однако граждане за свою безопасность тоже вынуждены вам платить. Или, может быть, ваша контора не крышует?

Следователю этот аргумент было крыть нечем. Он попрощался с доктором и ушёл.

На очередном допросе следователь достал папку с делом и не моргая уставился на арестованного.

– Всё, теперь суд? – спросил Владимир Петрович.

– Нет, – ответил следователь.

Он решительно достал из стола бланк освобождения из-под стражи и заполнил его.

– Вы решили изменить меру пресечения?

– Нет, я прекращаю дело.

При этом следователь вытащил из дела значительную часть листов, разорвал их и выбросил в урну.

– Зря вы так, – сказал Владимир Петрович, – вас же самого посадить за это могут.

– Не посадят, – ответил следователь.

– Я в том смысле, что я всё равно пойду и ограблю что-нибудь. Мне деваться некуда. И тогда всё всплывёт.

– Не ограбите.

– Это почему же? Мне лекарства во, как нужны! – Владимир Петрович провёл ребром ладони по горлу.

– Не нужны. Она умерла, – сказал следователь.

После совещания начальник попросил Малышева задержаться. Когда все сотрудники покинули кабинет и в нём остались только начальник, Малышев и капитан, шеф спросил:

– Что у тебя со сберкассой?

Малышев молча протянул начальнику папку. Тот открыл её и от удивления некоторое время ничего не мог сказать. Однако вскоре шеф улыбнулся и закрыл папку.

– Вот и прекрасно! – воскликнул он. – Ты прекрасно меня понял.

– Разрешите идти? – робко спросил следователь.

– Да, да, конечно. Идите.

Малышев вышел из кабинета и остановился, чтобы перевести дух. От начальника вышел капитан. Он подошёл к следователю и наклонился к его уху.

– Не забудь шефу отслюнить. У нас так положено. Он берёт десять процентов.

Малышев набрал в лёгкие воздуха, чтобы возмутиться, но капитан опередил его.

– А что ты хочешь, над ним тоже начальники есть!

Звонок в дверь прервал чтение. Полковник осмотрелся и с удивлением посмотрел на часы. В комнату Наташа ввела Мишеля.

– Вот он где! А я уже весь Париж обыскал!

Мишель подошёл к полковнику и взял прочитанные им листы рукописи.

– Никак, господин полковник читать стал, – усмехнулся Мишель.

– А что в этом такого? Или ты считаешь, что, раз я военный, так меня кроме устава ничего не может интересовать?

– Ради бога, не обижайся. Я просто пошутил.

– Тогда другое дело, – сменил гнев на милость полковник.

– И что ты скажешь относительно прочитанного?

– Если честно, то на этот раз наш Пётр слегка перемудрил.

– Вот как?

– А если ещё честней, то совсем даже не слегка.

Наташа села на стул, стоящий в самом углу комнаты и стала незаметно наблюдать за диалогом.

– Ты уж, пожалуйста, аргументируй свою точку зрения, – настаивал Мишель. – Что значит, перемудрил?

– Во-первых, всё описано в очень мрачном свете.

– Это Россия. А что во-вторых?

– А во-вторых, нереально. Коррупция достигает таких масштабов, что волосы дыбом встают: медицина коррумпирована, полиция тоже…

– Милиция, – поправила полковника Наташа.

– Ну милиция. Разница небольшая. При такой коррупции государство существовать не может.

– Это Россия, – повторил свой довод Мишель.

Однако полковник словно не замечал реплики Мишеля.

– А эта сцена! Безработная семья питается из помойки! А где же социальные службы? Где пособия? Такого просто не может быть! У нас некоторым безработным так живётся на это пособие, что они не очень-то на работу торопятся устроиться.

– Но это Россия, – не успокаивался Мишель.

– Что ты заладил: Россия, да Россия. Я понимаю, что это не Франция, но хоть что-то там есть?

– Нет, там есть только Россия, – ответил Мишель.

– Ты просто не хочешь серьёзно разговаривать.

– Как часто я это от тебя слышал!

– Тогда другое дело. Тогда был Советский Союз.

– А теперь это называется Россия.

Полковник посмотрел на часы и замахал руками.

– Боже мой! Меня уже с собаками, наверное, ищут!

Он на ходу попрощался со своими собеседниками и убежал. Наташа закрыла за полковником дверь и вернулась к Мишелю.

– Он опять не поверил, – разочаровано сказала хозяйка.

– Для этого надо быть русским, – поддержал её Мишель.

Наташа искоса посмотрела на своего собеседника. Тот, видимо, кожей почувствовал её взгляд.

– Натали, я так привязался к вашей семье, что иногда мне кажется, что я сам русский.

– Не Натали, а Наташа, – поправила его хозяйка.

Гость глазами показал на недочитанную полковником рукопись.

– Можно я возьму почитать? В отличие от него, я считаю, что всё это реально, но только в одной стране – в России.

Судьба только однажды улыбнулась Владимиру Петровичу. Когда следователь, пожалев его, закрыл дело, порвал и выбросил доказательства против него, Владимир Петрович понял, что чудо существует. Однако наивно полагать, что судьба до бесконечности будет защищать человека, чудесами исправляя его ошибки. Нет, если чудо и происходит однажды, то на второй раз рассчитывать не приходится. Владимир Петрович разделил участь не одной тысячи человек, которых перестройка вышвырнула на обочину общества. После того, как он похоронил жену, очередь дошла до квартиры. Не в силах оплачивать её, хозяин решил поменять её на меньшую. Он пошёл в фирму по продаже недвижимости и заключил договор. В результате работы этой фирмы он оказался на городской помойке, за которую платить было вообще не надо. К питанию новоявленный БОМЖ привык быстро. Вспомнив, как супруга кормила его деликатесами из помойного бака, Владимир Петрович быстро адаптировался к окружающей среде и занял то место в обществе, которое уготовила ему судьба. Он уже почти забыл, что у него было высшее образование, что он когда-то занимал солидную должность начальника отдела, что у него была жена, квартира… Всё осталось в далёком прошлом, как будто это было не с ним, а с каким-то другим человеком.

Жизнь на помойке так же, как и та, почти уже забытая жизнь, подчинялась своим строгим законам: каждый обитатель мог пользоваться благами помойки только в определённых границах, которые определяет старший. Обнаружив что-нибудь стоящее, каждый обязан предъявить свою находку старшему, который непременно часть находки присвоит себе. Справедливо это или нет, никого не интересовало. Так было заведено, и никто не собирался пересматривать правила, которые придуманы были неизвестно кем и неизвестно когда.