Федор Метлицкий - Драма в конце истории

Я торжественно сказал:

— Мне поручили от имени общественности наградить медалью «Экологически чистая продукция» нашего уважаемого министра!

Подошел к отстранившемуся министру, сидящему в президиуме, вручил диплом и повесил ему на шею нашу тяжелую золотистую медаль.

Не знаю, о чем он подумал.

Потом вручил ему нашу программу оздоровления районов и сбежал в зал. Мои глаза горели. Какого черта вылез, унизился перед этой равнодушной массой?

Веня встал и прокричал президиуму:

— Кстати, это настоящая программа, не то что ваши взяткоемкие программы, якобы, естественно наложенные на сырую реальность!

— Предатель! — крикнули из президиума.

Только после я взял на заметку этих недоброжелателей Вени. Я нащупывал путь к загадке его исчезновения. Вот эти люди, погубившие Север, из-за чего растаял лед и затопило многие страны и обнажился всякий дрязг, могли стать заклятыми врагами Вени!

Я видел, как министр снял медаль и, оставив ее и нашу программу на столе президиума, незаметно слинял.

Ко мне стали подходить какие-то сочувствующие девицы, просили телефон нашей организации.

Оказывается, и я не слушал никого, мне тоже наплевать на нужды других, в стремлении изжить всю злобу нашей заброшенности в деловом мире.

И в то же время мой внутренний наблюдатель видел странную картину в зале: неиссякаемую провинциальную веру в систему, из которой можно вырвать свой кусочек успеха.

Освобожденные от возможности возопить к руководству о своих проблемах, требующих финансирования, ораторы один за другим свободно и безнадежно выливали свои проблемы в зал, зная, что те ничем не помогут.

Мне было жалко этих людей в рядах, склоненных над своими планшетами и торопливо перелистывающих страницы.

Гнуснее нет этой торжественной обстановки.

Свойство человеческого трайба — собираться сообща, чтобы выжить. Как же выродился древний форум на агоре! Там хоть решались главные вопросы общего выживания. И решения обозначали немедленное действие, ведущее к славе или гибели. А здесь — какой-то хищный государственный фонд-организатор, втершись в доверие министерства, устроил помпезную игру ради прибытка от сборов тысячи участников, правда, немалого, не то, что от наших жалких выставок и конкурсов.

Уходя, Веня сказал нам с Батей:

— Снова наступает пустозвонная брежневская эпоха застоя. Только в той эпохе вранье было игрой. А сейчас людям уже не до вранья и игры в роли, все обнажилось без прикрас. Нет смысла прикрываться словами, званиями, дипломами, корочками.

На работе шеф испуганно спросил:

— Ты что там натворил? Мне позвонили.

— Хотя бы расшевелил логово.

— Они не услышат, — грустно сказал шеф. — Надо рассчитывать только на себя.

С какой радостью я умчался из позорного состояния на Форуме на дачу, в мой сад!

Только на даче я чувствую, что ухожу из больно сдирающих кожу жерновов цивилизации.

Наш дачный кооператив — отдушина полной свободы. Я иду вдоль толстых кирпичных стен заборов, за которыми лают злобные псы на цепи. За ними слышны стуки вольных работ на собственной приватизированной земле. В глаза и нос бьют редкостные краски и запахи осенних цветов, напоминающие детство. И все существо погружено в тихое одиночество ветвей над головой, пахнущее дымкой костров.

Здесь выявляются такие черты вольнолюбия, которых у людей никак не увидишь на работе и на улицах города. Наверно, это единственная свобода, которую хотят люди. Неужели нет другой свободы для человека?

Здесь повесился на даче знакомый парень, его хватились через неделю и отскребывали от пола.

— Привет, — добродушно ухмыляется сосед компьютерщик Дима, болезненно худой и костлявый, выглядывая над своим забором. — Чего не заходишь? Занят?

— Нет, — так же добродушно говорю я. — Знаю, что ты не умер, и спокоен. Зачем заходить?

Дима почему-то вызывает во мне желание острить. Мы с ним, можно сказать, дружим.

Наша дача — домик из потемневших от времени тесаных бревен и сад со старыми яблонями, — все, что позволила иметь маме старая власть, выделившая участок на глинистой земле. Лучшая земля — какому-то мистическому государству.

Мы с мамой давно выращиваем только цветы. Соседи еще инстинктивно сажают картошку, огурцы и помидоры, хотя их можно купить в супермаркете.

Она болеет, и я с ужасом думаю: жизнь моя рухнет, когда ее не станет. Но иногда мне скучно с ней. Какая же я сволочь! Она не знает, что происходит в нынешней политике, смотрит древние сериалы счастливой молодости в стареньком плазменном телевизоре, и радостно оглядывается на меня. Вспоминает, как было хорошо идти со всеми на демонстрации с цветами и плакатами в День единства. Я удивлялся, как она прикипела к тому, что отошло и обесценилось.

Как же хорошо пропалывать высоко вымахавшие цинии, любуясь их разноцветным волшебством! Спрятаться бы в самой середине и не помнить ни о чем.

Вечером наступает тишина. На плазменном экране телевизора все то же. Легкие, талантливые и готовые к злобе, как мои дачники, клоуны ведущие информационных передач. К одному, знакомому округлому господину, бесстрастно выкладывающему что-то патриотически-ядовитое по отношению к оппозиционерам, я чувствовал физическое недоброжелательство. Другой несет черт-те что, но тщательно продуманное, чтобы не попасть под санкции. Все они гордятся собой. И все, представляете, писатели! Почему люди не говорят, что это клоуны? Просто сами тоже не знают, где правда.

Переключаю кнопку — влезает с сапогами и грубым сленгом народный боевик. Почему убойные фильмы, неутомимо выбрасываемые на медиа-рынок и поныне, продолжают зажигать? Потому что исчезло насилие, и загнанный внутрь зрителя восторг зверя, рвущего на куски в ужасе жертву, требует выхода. Создатели сериалов — хищники, завлекающие зрителя, утробно ждущего — чем кончится. Богатая жила для обогащения.

Подальше от боевиков! Боюсь — засосет.

Ввергаюсь в орущий стадион фанатов — ныряющий головой вперед футболист и летящий в ворота мяч! Кто знает, может быть, в спорте поражает взрыв неподдельной искренности, чего не бывает в жизни. Ведь, какого черта ору, пугая маму?

Втягиваюсь в международные спортивные соревнования космических ракет, устремившихся к Марсу под национальными флагами. Но это скучнее, потому что такие соревнования долгие, с многомесячными перерывами.

В соревнованиях совсем не видно, что это крутой бизнес, где обменивают энергию на бешеные деньги, и только деньги, которые, правда, сам не щупал, знаю понаслышке. Там сильно разит насилием. Видно, что спортсменов изнасиловали еще в детстве, заставляя играть во взрослые игры ради медалей, даже спортсменов-астронавтов, сумасшедше мчащихся в дикой кривизне вселенной к дурацкой цели.