Питер Уоттс - Бетагемот

Откуда-то издали доносится скрип металлических пе­тель.

Кларк выходит в коридор и пытается определить, от­куда идет звук. Тот быстро затихает, но к тому времени у нее уже есть направление и маяк — слабый луч све­та, отражающийся от стены, идущий из-за угла впереди. Когда Лени вошла в каюту, путь перед ней был темен и безмолвен, теперь же она слышит отдаленный шум волн.

Кларк идет на свет. Наконец она подходит к откры­тому люку, расположенному в основании трапа, ведущего наверх. Океанский бриз, проникая внутрь, обдувает ее лицо и доносит крики морских птиц и аромат аскофиллума [19] Аскофиллум — вид морских водорослей. , напоминающий запах мокрой резины. На какое-то мгновение она, пораженная, замирает на месте: свет стру­ится с верхней площадки лестницы, его яркости хватает на то, чтобы снова сделать мир цветным, но вот стены все еще остаются...

«О!».

Полимер вокруг кромки люка покрылся пузырями и сгорел — остались лишь комковатые хлопья углерода. Из любопытства Кларк тянет колесо: крышка люка едва шевелится, мягко повизгивая при этом, словно негодуя на нагар, запекшийся на ее петлях.

Она поднимается навстречу дневному свету и полно­му разорению.

По своим меркам нефтяная платформа была неболь­шой — и близко не похожей на монстров размером с города, которые некогда толпились в океане поблизости. Очевидно, к тому времени, когда она была построена, нефть уже выходила из моды, а возможно, средств тут уже осталось слишком мало для более солидных инвестиций. Как бы там ни было, главный корпус платформы почти на всем своем протяжении имел в высоту всего два эта­жа. И вот теперь Кларк поднималась на его широкую, открытую крышу.

Палуба установки простирается на расстояние, рав­ное половине площади городского квартала. На дальнем конце располагаются взлетно-посадочная площадка для вертолетов с пристроенным к ней лифтом и огромный подъемный кран, которому подрезали сухожилия; он ле­жит поперек крыши, согнутый под каким-то невероятным углом; его помятые стойки и поперечные балки слегка помялись от удара. Копёр, установленный ближе, выгля­дит относительно целым, пронзая небо, словно прово­лочный фаллос. Кларк останавливается в отбрасываемой им тени, заходит в кабинку, из которой когда-то управ­ляли платформой. Теперь это развалина прямоугольной формы, все четыре стены обрушены, а крыша и вовсе оторвана, валяется чуть дальше на палубе. Здесь рань­ше был пульт управления и электроника — Лени узнает очертания оплавленных приборов.

Разрушение настолько полное, что Кларк может про­сто перейти на главную палубу, переступив через остатки стены.

Все это пространство — видимость без всяких пре­пятствий и помех — тревожит ее. В течение целых пяти лет она пряталась в тяжелой, успокаивающей темноте се­верной части Атлантического океана, но здесь, наверху... здесь взгляд простирается до самого горизонта. У Лени такое чувство, будто она нагая, как будто она мишень, видимая с любого расстояния.

На дальней стороне платформы она видит крохотную фигурку Лабина: тот стоит, опираясь спиной на ограж­дение. Кларк направляется к нему, обходя обломки и не обращая внимания на вьющийся над ней крикливый хоровод чаек. Приблизившись к краю, она справляется с внезапно нахлынувшим головокружением: перед ней расстилается архипелаг Сейбл — цепочка ничтожно ма­лых песчаных пятнышек посреди бескрайнего океана. Ближайший островок, впрочем, выглядит довольно боль­шим, его хребет покрыт коричневатой растительностью, а пологий песчаный берег тянется далеко на юг. Кларк кажется, что далеко-далеко она видит какие-то крошеч­ные, беспорядочно движущиеся крапинки.

Лабин медленно поворачивает голову из стороны в сторону, смотря в бинокуляр. Внимательно изучает ост­ров. Когда Кларк подходит к ограждению, Кен молчит.

— Ты знал их? — негромко спрашивает она.

— Не исключено. Я не знаю, кто был здесь, когда это случилось.

«Мне жаль», — едва не говорит она, но зачем?

— Может быть, они видели, что произойдет, — пред­положила она. — И успели спастись.

Он не сводит взгляда с береговой линии. Окуляры бинокля торчат трубчатыми антеннами.

— А разве не опасно стоять вот так, в открытую? — спрашивает Кларк.

Лабин пожимает плечами, проявляя удивительное, жуткое безразличие к опасности.

Лени пристально всматривается в береговую линию. Те самые движущиеся крапинки немного увеличились в размере: они похожи на каких-то живых существ. Похо­же, они движутся к платформе.

— А когда, по-твоему, это произошло? — Ей почему- то кажется важным заставить его говорить.

— С последнего сигнала от них прошел год, — гово­рит он. — Платформу могли сжечь в любой момент за это время.

— Может, даже на прошлой неделе, — замечает Кларк.

Когда-то их союзники более добросовестно подходили

к обмену сообщениями. Но даже так затянувшееся молча­ние не всегда что-то значило. Для разговора приходилось ждать, когда никто тебя не слышит. Соблюдать предель­ную осторожность, чтобы не раскрыться. Контакты и корпов, и рифтеров и раньше время от времени замол­кали. И даже сейчас, после годового молчания, можно было надеяться на то, что новости все-таки придут. И это может произойти в любой день.

Только, разумеется, не сейчас. И не отсюда.

— Два месяца назад, — говорит Лабин. — По мень­шей мере.

Она не спрашивает, откуда ему это известно. Только следит за берегом, который Кен так пристально изучает.

«О, Бог мой».

— Там ведь лошади, — удивленно шепчет она. — Ди­кие лошади. Ничего себе!

Сейчас животные были настолько близко к ним, что их нельзя не заметить. Помимо воли в сознании Лени возникает видение: Алике в ее тюрьме на морском дне. Алике, говорящая: «Это самое лучшее место, в котором я могу оказаться».

«Интересно, — думает Кларк, — а что бы она сказала сейчас, видя этих диких животных».

Хотя, если подумать, это зрелище вряд ли так уж силь­но впечатлило бы ее. Она же была дочкой корпа. Ей еще и восьми не исполнилось, а девочка, наверное, уже дважды совершила кругосветное путешествие. А возмож­но, у нее была и собственная лошадь.

Табун в панике несется вдоль песчаного берега. «Что они здесь делают?» — с удивлением думает Кларк. Сейбл трудно было назвать островом и до того, как поднявшееся море разделило его; он всегда был лишь чрезмерно раз­росшейся песчаной дюной, медленно ползущей под воз­действием ветра и течений вдоль истощенных нефтяных месторождений шельфа. На этом конкретном острове не было ни деревьев, ни кустарников — только грива трост­никовой травы, покрывавшая вершину каменной гряды, похожую на спинной хребет. Казалось невероятным, что такой крохотный кусочек земли может обеспечить жизнь таким большим животным.