Невил Шют - Крысолов. На берегу

— Сначала самые маленькие, — сказал он. — Шейла повезет первая.

— Можно, я разуюсь? — спросила Роза. — А то ногам больно.

Хоуард в сомнении помедлил с ответом.

— Думаю, что это неразумно, — сказал он. — Дорога не такая уж гладкая, босиком идти по ней не очень приятно.

— Но, мсье, мы никогда не ходим в башмаках, только вот в Дижоне, — возразила Роза.

Как видно, она вполне привыкла обходиться без обуви. После некоторого колебания Хоуард позволил ей попробовать и убедился, что она свободно и легко ступает даже по камням и выбоинам. Он сунул ее чулки и башмаки в коляску и потратил следующую четверть часа, отклоняя настойчивые просьбы маленьких англичан — им непременно хотелось тоже разуться.

Вскоре Шейла устала толкать коляску.

— Теперь очередь Пьера, — сказала Роза и заботливо наклонилась к малышу в сером. — Ну-ка, Пьер. Возьмись вот так.

Она подвела его к коляске, по-прежнему бледного, отрешенного, положила его руки на облупившуюся фарфоровую рукоятку и начала толкать коляску вместе с ним.

— Откуда ты знаешь, что его зовут Пьер? — спросил Хоуард.

Она посмотрела с удивлением:

— Он сам сказал — тогда, у колодца.

Старик еще не слышал от мальчика ни слова; втайне он боялся даже, что ребенок утратил дар речи. Не впервые подумал он, какая пропасть разделяет его и детей, глубокая пропасть, что лежит между юностью и старостью. Лучше предоставить этого малыша заботам других детей, чем пугать его неловкими, чуждыми ребенку проявлениями сочувствия и расспросами.

Хоуард внимательно наблюдал за этими двумя, пока они катили коляску. Роза, казалось, уже достигла какого-то взаимопонимания с малышом и теперь держалась уверенно. Толкая вместе с ним коляску, она развлекала его, болтала, затевала что-то вроде игры. То пускалась рысцой — и тогда мальчик бежал рядом, то замедляла шаг — и он тоже шел медленно; но в остальном он по-прежнему словно ничего не замечал вокруг. И лицо у него было все такое же застывшее, отрешенное.

— Почему он ничего не говорит, мистер Хоуард? — спросил Ронни. — Какой-то он странный.

— Почему он ничего не говорит? — как эхо, повторила Шейла.

— С ним случилось большое несчастье, — сказал Хоуард. — Постарайтесь быть с ним ласковыми и добрыми.

Минуту они в молчании с этим осваивались. Потом Шейла спросила:

— Мистер Хоуард, а вам тоже надо быть с ним ласковым?

— Ну конечно, — ответил старик. — Всем нам надо быть с ним как можно ласковей.

— А почему вы ему не сделали свисток, как тогда для нас? — в упор спросила Шейла по-французски.

Роза подняла голову:

— Un sifflet? [37] Свисток? (фр.)

Ронни объяснил по-французски:

— Он очень здорово делает свистки из дерева. Он делал нам такие в Сидотоне.

Роза так и подпрыгнула от радости:

— Ecoute, Pierre, monsieur va te fabriquer un sifflet [38] слушай, Пьер, мсье смастерит тебе свисток (фр.) .

Все они смотрели на, Хоуарда сияющими глазами. Ясно было, что для них свисток — лекарство от всех болезней, исцеленье от всех горестей.

— Я совсем не прочь сделать ему свисток, — кротко согласился старик. Он сомневался, что это поможет Пьеру, но хотя бы остальные дети порадуются. — Надо найди подходящее дерево. Нужен куст орешника.

— Un coudrier, — пояснил Ронни. — Cherchons un coudrier. [39] Орешник. Давайте искать орешник (фр.)

Вечер был теплый, они шли дальше по шоссе, толкали коляску и поглядывали, нет ли где орешника. Вскоре Хоуард увидел подходящий куст. С фермы они вышли уже три четверти часа назад, детям пора отдохнуть; Хоуард подошел к кустарнику и срезал перочинным ножом прямой сучок. Потом отвел детей в сторону, подальше от потока машин, усадил на траву и дал им разделить апельсин. Трое детей завороженно следили, как он трудится над сучком, и даже почти забыли про апельсин. Роза обняла за плечи мальчика в сером; он, казалось, неспособен был на чем-либо сосредоточиться. Даже дольки апельсина надо было совать ему в рот.

Старик закончил работу, сунул вкладыш на место и поднес свисток к губам. Раздался короткий негромкий звук, чистый и ясный.

— Ну, вот, — сказал он. — Это Пьеру.

Роза взяла у него свисток.

— Regarde, Pierre, ce que monsieur t'a fait [40] смотри, Пьер, что для тебя сделал мсье (фр.) , — и она коротко посвистала. Потом осторожно прижала свисток к губам малыша. — Siffle, Pierre [41] посвисти, Пьер (фр.) .

И тихий мелодичный свист прозвучал над грохотом грузовиков на дороге.

Они вернулись на шоссе и пошли дальше к Монтаржи.

Вечерело; по безоблачному небу солнце спускалось к горизонту. Был тот вечерний час, когда в Англии после долгого жаркого дня начинают петь птицы. В средней Франции птиц мало, по воскресеньям французские крестьяне охотятся на них, но Хоуард невольно прислушался — не зазвучит ли птичье пение. Однако услышал он совсем другую песню. Послышалось отдаленное гуденье самолетов; вдалеке затрещали пулеметы, грохнули взрывы — вероятно, рвались бомбы. По дороге чаще прежнего катили грузовики с французскими солдатами — все туда же, на запад.

Ясно, что до Монтаржи не добраться. Дороге не видно конца; по расчетам Хоуарда, с того места, где остался автобус, они прошли около пяти миль. Впереди еще миль десять, и уже надвигается ночь. Дети измучены. Ронни с Шейлой то и дело начинают ссориться; Шейла — сердитая, усталая — вот-вот расплачется. Роза уже не так оживлена, как раньше, и поток болтовни, обращенной к новому мальчику, иссяк; она молча ведет его за руку, устало переступая босыми ногами. Пьер бредет с нею рядом, бледный и молчаливый, часто спотыкается; в свободной руке стиснута ореховая дудочка.

Пора найти пристанище на ночь.

Выбор был небогат. Впереди по правую сторону дороги видна ферма, в полумиле дальше по левую сторону — еще одна; больше этого детям не пройти. Хоуард повернул к ближней ферме. Табличка, прибитая к столбу — «Chien mechant» [42] злая собака (фр.) , — предостерегла его, но не детей. Собака, огромная пятнистая зверюга, рванулась к ним на всю длину своей цепи, загремела ею, оглушительно залаяла. Дети кинулись назад, перепуганная Шейла громко закричала и заплакала, захныкала и Роза. Под вопли, слезы, неистовый лай Хоуард подошел к дверям и попросился на ночлег.

— Негде тут ночевать, — проворчала угрюмая старуха. — По-вашему, у нас гостиница?

Женщина помоложе, с приветливым лицом, возразила из-за ее плеча:

— Они могут спать в амбаре, ma mere [43] матушка (фр.) .

— А? В амбаре? — переспросила старуха. Оглядела Хоуарда с головы до ног и прибавила: — Когда у нас стоят солдаты, они спят в амбаре. Деньги у вас есть?

— Денег хватит, — ответил он. — Я вам заплачу за хорошую постель для детей, мадам.

— Десять франков.