Игорь Поляков - Доктор Ахтин. Бездна

— Всё, можно идти, — говорит Виктор, убедившись, что я потушил костер и готов двигаться дальше.

Мужик, не сказав ни слова, показывает направление рукой. Затем он жестом предлагает нам идти вперед.

Мне интересно, что будет дальше. Я иду за Виктором в тишине морозного утра и думаю о том, что мой путь продолжается. Пусть даже рядом нет Богини, которая ведет меня к свету далеких фонарей. Пусть я даже совсем не уверен, что впереди есть что-то еще, кроме бездны.

Сидя в очереди, Мария Давидовна невольно смотрела на окружающих беременных женщин и слушала, о чем люди говорят. Разговоры были однотипные: о беременности и будущем ребенке. Слева одна женщина рассказывала другой о шевелениях плода, на что это похоже и как она первый раз поняла, что это действительно шевеления будущего ребенка. Она пыталась объяснить, на что это похоже, — жесты и слова отражали её непонимание того, что она чувствовала.

Справа беременная пыталась объяснить подруге, почему она хочет рожать в перинатальном центре. Подруга перебивала её, пытаясь высказать свою точку зрения на этот родильный дом, где, по её мнению, всё плохо — от отношения к пациентам до состояния помещений.

Женщина, которая пришла на ультразвуковое исследование вместе с мужем, прижималась к плечу мужчины, словно пыталась доказать себе и окружающим, что она безмерно счастлива. Обреченность на лице представителя сильного пола и его грустные глаза подчеркивали это счастливое состояние беременной женщины.

Мария Давидовна грустно улыбалась. Ей даже не с кем поговорить. Она здесь одна, и это одиночество заставляло её, склонив голову, вести себя так, словно она здесь случайно.

Открылась дверь, на которой висела табличка «Кабинет УЗД», и вышла счастливо улыбающаяся женщина. Она прошла к тому месту, где её ждала пожилая женщина и громко сказала:

— Мама, у меня девочка!

Мария Давидовна вздохнула и, встав со стула, пошла к кабинету. Подошла её очередь. Перешагнув порог, она поздоровалась.

Доктор, мужчина с седыми висками и лысой макушкой, равнодушно глянув на неё, показал рукой на кушетку:

— Постелите пеленку, обнажите живот и ложитесь.

Мария Давидовна вздрогнула, когда доктор стал наносить холодный гель на кожу живота. Очень хотелось спросить доктора, что он видит, но она понимала, что еще рано. Она закрыла глаза и попыталась расслабиться. Мысленно повторяя слова, чередуя вдох и выдох (я — расслабляюсь — и — успокаиваюсь), она терпеливо выждала несколько минут. Затем открыла глаза и спросила:

— Пожалуйста, скажите мне, кто у меня?

— Вы имеете в виду пол плода? — зачем-то уточнил доктор.

— Да.

— Мальчик.

— Нет, — испуганно сказала Мария Давидовна, — не может быть!

Врач пожал плечами. Повернув монитор, он показал пальцем на изображение:

— Вот, посмотрите сами. Это то, что бывает у всех мальчиков. Поэтому я уверен в том, что говорю.

Она смотрела на черно-белую картинку — голова, туловище с поджатыми руками, согнутые в коленях и слегка разведенные ножки, между которыми находилась очень маленькая тень. Ребенок неожиданно зевнул, засунул палец в рот, и поджал ноги к животу.

— Видели? — спросил врач.

— Да, — ответила Мария, совсем не уверенная в том, что видели её глаза.

— Тогда всё, вытирайте гель с живота и одевайтесь.

Он убрал датчик, встал и отошел от ультразвукового аппарата. Мария Давидовна встала, обтерла пеленкой живот и стала застегивать блузку. Механически двигаясь, она думала о несправедливости этого мира, — она ведь так хотела, чтобы у неё была девочка, а вот теперь оказывается, что это мальчик. Почему это произошло?

Хотелось плакать, но она понимала, что здесь этого делать не надо. Сжав губы, она грустно смотрела на спину доктора, который, конечно же, ни в чем не виноват. Он всего лишь вестник, который принес её не очень приятную новость.

— Вот, у вас всё хорошо, беременность двадцать две недели, здоровый мальчик, держите заключение.

— Спасибо.

Врач кивнул, так и не посмотрев на пациентку.

— До свидания, — попрощалась Мария Давидовна и вышла из кабинета.

С чувством разочарования и обиды. Не замечая окружающих, она медленно шла к гардеробу. Взяв теплую куртку, она оделась и, думая только о том, что сейчас придет домой и только там станет плакать, вышла из поликлиники.

Стоя на крыльце, она вдохнула морозный воздух. Стало чуть легче, словно слезы на улице замерзли.

— Здравствуйте, Мария Давидовна.

Она повернула голову на звук знакомого голоса. Капитан Ильюшенков затушил сигарету и подошел к ней.

— Приятно вас увидеть, — улыбнулся он, — да еще в таком интересном положении. Вот не ожидал, что с вами это произойдет.

— Что это? — спокойно спросила она, выделив второе слово и внезапно ощутив злость. Грусть неожиданно исчезла. Слезы испарились. Мысленно она сжала кулаки, словно приготовилась отразить нападение.

— Ну, — неопределенно помотал руками капитан, — это ваше состояние.

Заметив недоуменный взгляд собеседницы, он высказал свою мысль точнее:

— Беременность.

— Ну, и что здесь необычного? Или вам кажется, что я не женщина и не могу быть беременной?

— Нет, что вы, — поднял ладони Ильюшенков, — конечно, вы — женщина. И даже очень симпатичная. Я вот только думаю о том, кто отец ребенка?

— И какое вам до этого дело?

Мария Давидовна говорила с неприкрытой злостью в голосе. При этом смотрела она на собеседника, слегка прищурившись и презрительно скривив губы, словно хотела показать, что она не хочет говорить с ним.

— Помнится мне, однажды я к вам пришел, и вы мне сказали, что между вами и Ахтиным нет никакой связи. Это было накануне вашего отъезда в санаторий, рядом с которым через две недели мы поймали Парашистая. И теперь мне кажется, или, если быть совсем уж точным, я уверен, что результат этого отсутствия связи сейчас очень хорошо виден.

Капитан Ильюшенков показал рукой на живот, и Мария Давидовна инстинктивно отодвинулась от собеседника.

— Или вы мне снова скажете, что у вас с Ахтиным ничего не было?

Доктор Гринберг, глядя в глаза капитана, неожиданно для самой себя улыбнулась и спокойным голосом нецензурно сказала:

— А шли бы вы, капитан…

Она повернулась и, по-прежнему, улыбаясь, пошла в сторону дома. Она смотрела на голые деревья, на сугробы вдоль дороги, на спешащих куда-то людей и ничего этого не видела.

Мария Давидовна шла и думала о том, что же у них с Ахтиным было — просто секс или любовь? Порой ей казалось, что с его стороны не было никакого чувства, и она сама придумала и поверила в свои выдумки.

Однако, вспоминая рисунок Ахтина, показанный ей капитаном, она приходила к мысли, что он любит её.