Зиновий Юрьев - Брат мой, ящер

И в четвертый раз полез было майор за сигаретой, и в четвертый раз неведомая сила остановила его. И впервые, наверное, в своей жизни майор неумело перекрестился.

— Выходит, Олег, что вы помогли мне бросить курить?

— Выходит так, товарищ майор. Но действие исцеления будет продолжаться до тех пор, пока вы будете выполнять библейские заповеди. Вот они, держите листочек. Я уж их наизусть знаю, лучше, чем таблицу умножения. И выполнять их не так уж трудно, хотя надо — чего тут спорить — следить за собой. Ну, убивать вы не будете, тут и говорить нечего, красть — тоже. Не забывайте чтить отца своего и мать. Это тоже не трудно, только не забывайте про это. Не отзывайся о ближнем свидетельством ложным…

— Это что значит?

— Говорить в суде правду, ни на кого не давать ложные показания.

— Годится, — кивнул майор. — Что еще?

— Не домогайся дома ближнего своего.

— В каком смысле?

— Не пытайся отнять чужое, я так понимаю.

— Согласен.

— И самое трудное, что завещали и еврейские мудрецы и Иисус Христос: возлюби ближнего своего, как самого себя.

— Подожди, программист, что-то ты путаешь.

— Что вы имеете в виду?

— Евреи тут при чем?

— Ну, во-первых, Иисус сам был евреем… И все апостолы — и Павел, и Петр и все другие.

— Это ты так шутишь? Иисус Христос еврей? Вот уж никогда не поверил бы. Может, ты так надо мной подшучиваешь?

— Клянусь, нисколько. А во-вторых, еще за сто лет до появления Иисуса еврейские мудрецы учили тому же. Это мне все Ирина Сергеевна объяснила.

— Ну и ну — чудесны дела твои, Господи, кто бы мог подумать. — Майор покрутил головой, словно никак не мог поверить тому, что услышал. — Иисус Христос — и еврей? Вот уж никогда не поверил бы… — А насчет возлюбить… здесь, Олег, врать не буду — просто и не знаю, что сказать. Если бы ты знал, с какими подонками приходится иметь дело… Сегодня, например, привели одну тетку, пыталась продать младенца — ребенка своей дочери — представляешь? И что я, должен ее полюбить? Как? За что? Не понимаю…

— Я и сам-то всего-навсего обычный программист, вчерашний наркоман, в вере совсем новичок. Ирина Сергеевна приводила слова другого еврейского мудреца, который определял смысл Торы…

— Торы? А что это?

— Еврейское название первых пяти книг Ветхого Завета.

— И что он говорил?

— Никогда не делай ближнему то, что было бы неприятно тебе.

— Разумно… Слушай, Олег, если я по-дружески позвоню тебе, чтобы ты мне объяснил все эти тонкости… Ты не возражаешь?

— Только счастлив буду. Вы себе не представляете, какое удовольствие испытываешь, когда помогаешь людям. Я когда трех дружков своих с иглы снял, ходил, словно в облаках витал. Записывайте телефон, диктую. И обязательно позвоните, как у вас с курением дело пойдет. Звоните в любое время.

Позвонил майор через неделю и спросил, есть ли у Олега время забежать в отделение хоть на несколько минут.

— Конечно, товарищ майор, прямо сейчас и приеду.

Когда он вошел в уже знакомый кабинет, майор молча вынул из кармана начатую пачку Марльборо и положил ее перед Олегом.

— Вот, смотри.

— На что смотреть?

— А на то, благодетель, что в пачке ровно столько же сигарет, сколько было, когда ты был здесь в прошлый раз. Ни одной в рот не взял, а прошла уже целая неделя. И — веришь — не то чтобы с собой приходилось сражаться. Нет. Просто и не вспоминаю о куреве. А ведь сколько лет, — он нахмурил лоб, подсчитывая свой стаж курильщика, — наверное, лет двадцать с лишним сосал эту гадость. Только подумать, сколько я денег с дымом в воздух выпустил. Ну, уж на приличную машину точно хватило бы, а то я все на старой девятке пилю, на ходу, бедолага, разваливается…

Еще раз, Олег, спасибо тебе большое. И не только за курево. Знаешь, я твои заповеди раз сто в день вспоминаю.

— Не мои они, товарищ майор…

— Не придирайся к словам, ты понимаешь, что я имею в виду. Я особо красиво говорить не умею, знаешь, работа у нас такая, что к изящной словесности не очень располагает, но, как бы тебе объяснить… После разговора с тобой мир… Просветлел, что ли. Чуть какие сомнения, я сразу про себя заповеди повторяю…

Но честно говоря, я тебя пригласил не только чтобы лично поблагодарить. Это и по телефону можно было сделать. Я помню, ты говорил, что трех своих дружков тоже от наркозависимости избавил. Я не ошибаюсь?

— Точно.

— Если тебе не трудно, посмотри одну девчушку. Сейчас я дам команду, ее приведут. Просто душа заболела, когда она к нам в руки попала. Семнадцать лет, из хорошей семьи. Отец военный, мать — врач. Год уже, как на игле. Школу, конечно, бросила. Ну, а деньги откуда брать? Известное дело — проституция. Попалась на том, что вместе с подружкой познакомилась с каким-то лохом, пригласили его к подружке, подсыпали в водку клофелин, а потом, когда он вырубился — это уже поздно вечером, — они его обчистили, вытащили на улицу и бросили. Подружка в бегах, а вторую — ее Светланой Кузнецовой зовут — мы вычислили и нашли. Глянь на нее — а вдруг еще одну душу спасти сможешь? Хотя отвечать ей по закону все равно придется.

В дверь кабинета постучали, майор крикнул: «Давайте», — и милиционер ввел худенькую рыжеватую девчушку. Майка ее была измята, лицо заспано. Она посмотрела на майора и Олега. Лицо ее не выражало никаких чувств.

— Олег, может, вас оставить на несколько минут? — спросил майор.

— А чего оставлять? — пожала плечами девушка. — Я вам всем могу дать, чего стесняться. Раздеваться, что ли? — Она начала стягивать через голову майку.

— Не нужно, Светлана, — мягко сказал Олег, сглатывая комок в горле. Почему-то он представил на ее месте Тамару. Господи, почему люди убивают себя с такой неистребимой страстью…

— Ну, смотрите, а то я чистая…

— Светлана, — сказал Олег, — мы только хотим помочь тебе.

— Все мне хотят помочь. Правда, сначала трахнут, а потом почему-то забывают.

— Светлана, ты хочешь соскочить с иглы? — спросил Олег.

— А тебе что до того, чего я хочу?

— Я могу помочь тебе. Одно внушение — и ты перестанешь быть наркозависимой. Ты должна только выполнить два условия. Первое — ты должна этого хотеть.

— Ну и предположим, что я хочу соскочить? Что еще?

— Ты должна выполнять библейские заповеди. Хочешь, я тебе их перечислю: да не будет у тебя другого бога сверх меня, чти отца и мать своих, не убий, не прелюбодействуй, не укради, не лжесвидетельствуй, не домогайся дома ближнего твоего, люби ближнего своего, как самого себя.

Понимаешь?

— А чего тут понимать?

— Согласна ты следовать божьим заповедям или искренне стремиться выполнять их?

— Не-е.

— Почему?

— Любить ближнего своего? Ты что, придурок последний? Да я их ненавижу! Передушила бы своими руками. Понял? За что мне любить ближнего? За то, что трахали меня все кому не лень, золотые горы обещали? За то, что мать с отцом рукой на меня махнули? За то, что парень, который мне в любви клялся, посадил меня на иглу? За то, что за дозу такое вытворять заставляют, что вы и придумать не сможете? Так что ты свои заповеди засунь себе знаешь куда? Вот именно, туда, куда думаешь. В задницу. И пошли вы все со своими проповедями к той матери, которую чтить вовсе не обязательно, поняли… А насчет хочу ли я соскочить — поздно уже. Мне уже все равно ничего не светит, поэтому валите вы все куда подальше. — Она повернулась к майору. — Ну чего, скажи своему менту, чтобы отвел меня в камеру, мне спать охота…