Виорэль Ломов - Мурлов, или Преодоление отсутствия

Филя окунул язык в рюмку, передернулся, взял ложечку с сахаром, насыпал ее в рюмку, размешал и выцедил этот нектар через соломинку, каплю за каплей, зажмурив глаза.

Мурлов устало привалился к кухонной стенке и смотрел на знакомую обстановку, утварь, уютные женские хлопоты, печального Филю, и ощущал, как тепло исходит не только от плиты и кастрюль, а обволакивающим ласковым потоком идет от мягких прекрасных женских рук.

И он понял, как может понять только уже все переживший, что это тепло, это живительное женское тепло, только оно одно может согреть его и вдохнуть в него новую жизнь.

Вот только где она будет у него?

– Свиделись, значит, – сказал Рассказчик. – Вот и славно. Теперь хоть будет что вспомнить.

– Собаку мою, случайно, не видел? – спросил я.

– Видел какую-то…

Когда мы очутились в глубочайшей яме, выбраться из которой не было ни малейшей возможности, мы легли на дно ее, дыша свежим воздухом и любуясь черным небом, на котором была зашифрована главная тайна Вселенной. По словам Рассказчика, это была яма для львов, а мы де находимся совсем рядом с Воложилиным. И он тут же поведал нам душераздирающе правдивую историю о воложилинских львах, обживших ивняк и краснотал по берегам Вологжи, о майоре милиции Трепоухе, вступившем в смертельную схватку со львом-людоедом и таки застрелившим его. «Львы обжили ивняк? – подумал я. – Наивняк!» Полежав с полчаса и немного продрогнув, мы вернулись в туннель и стали искать другой, не такой короткий, путь к звездам.

Дело в том, что дальше пути не было. Мы оказались в тупике. Борода чиркнул спичкой – всколыхнулись и замерли тени – их тут не тревожили целую вечность, туннель под самые своды был забит, как пробкой, камнями, арматурой, щебенкой…

Боб потянул носом:

– Чую запах моря. И угадываю свет.

Его собачий нос, как оказалось, спас нас всех.

Мы попытались с ходу разобрать завал, но не тут-то было. С ходу не отыщешь даже броду. Камень – не вода, не чужая беда, руками не разгребешь, руками не разведешь. Но делать было нечего, и мы терпеливо стали разбирать завал руками и металлическими прутьями. Сколько мы на это потратили времени – день, два – трудно сказать. Наконец-то забрезжил свет, мы брусом вытолкнули наружу последний огромный валун и выбрались из туннеля.

У меня кружилась голова, в воздухе плыли радужные пятна, похожие на кошачьи глаза, как будто меня со всех сторон окружала бригада чеширских котов. От усталости дрожали руки и ноги, чесались и болели глаза от песка и пыли, в ушах не проходил шум, но израненное грязное тело блаженствовало, пронизанное током солнечного света.

Мы упали на траву, наслаждаясь ее ароматом; потом сели, прислонившись к скале. Опять мы оказались на вершине мира. Не слишком ли много вершин высится там, где должна быть одна – и та недостижима для нас?

Перед нами, как чаша громадного стадиона, была природная котловина, заключенная в кольцо гор с зеленым основанием и белой вершиной. Отсюда, с высоты в два с половиной километра, вид был изумительный. Идеально круглое, не менее двадцати (а может, и пятидесяти?.. ста?) километров в диаметре, озеро, в котором, как змея, свернулся кольцом большой город. Город был из яшмы и изумрудов, а озеро – из малахита и бирюзы. Город буквально со всех сторон окружала вода – и снаружи, и изнутри. Внутреннее озеро соединялось с внешним водным кольцом каналами, которые, очевидно, являлись границами микрорайонов. На восток и на запад, от города к большой земле, были переброшены два ажурных моста. Около восточного моста кружили какие-то скорлупки, должно быть, катерки или лодчонки. Сразу же от озера, обрамленного ожерельем серых скал, после узкого кольца серо-желтого песка вверх шло желто-зеленое кольцо полей, лугов и лесов, а еще выше начинались отроги гор, от которых к озеру серпантином бежали дороги. Ближайшая бетонка в лучах солнца была белая, как горная дорога в Испании, а асфальт дальше отливал синевой металлической стружки, как асфальт в самом центре Европы. Не иначе как город этот был создан кем-то для того, чтобы им свысока мог любоваться сам Создатель. Когда, кем?

– Вид – хоть садись и пиши «Волшебник Изумрудного города», – сказал Рассказчик.

– Садись и пиши, – сказал ему Боб. – Хоть делом займешься.

Сверкающие вершины гор и четыре горных распадка, строго ориентированные, судя по положению солнца в это время суток, по сторонам света, в ближайшем из которых, восточном, ворочалась серебристая масса водного потока, а дальний, западный, чернел страшным провалом чуть ли не до центра земли, – оставляли нам мало надежд на скорую связь с внешним миром, но и этот внутренний, заключенный в естественные преграды, мир наверняка тоже кого-то пугал своими размерами.

– По этой котловине можно кружить всю жизнь, – мрачно сказал Борода, оглядывая дали через подзорную трубу, которую позаимствовал где-то в пути. – На севере похоже на пролив между горами. Может, это и не озеро, а? А катера возле моста – и не катера вовсе, а какие-то детские лодочки с палочками по бокам. Как иголки. Да это же весла! Кстати, очень похоже на римские или греческие суда. В учебнике, помню, такие были.

Внизу, одна под другой, располагались естественные террасы, не возделанные человеком. Во всяком случае, ни чайных роз, ни чайных кустов, ни виноградников, ни даже грядок с морковью видно не было. Не было и сборщиков урожая – загорелых крепких девушек с корзинами. Они все, видно, попрятались в картинах Брюллова и иже с ним. Мы еле передвигали ноги от усталости и голода, и тащиться еще черт-те куда к далекому городу нам не улыбалось. Мы посидели, помолчали, встали, покряхтели, и где на полусогнутых, а где и прямо, как бревна, стали спускаться на ближайшую террасу. Внезапно подул ветер, и порыв его был так силен, что в небо поднялась серая туча пыли и листьев, скрыв от взора манящие нас дали. Закружило, завыло. Похолодало и потемнело. Мимо нас со свистом пронеслась огромная темная масса (натурально, прямо с неба) и так тяжко ухнула где-то внизу, что земля вздрогнула и просела под нами. Грохот стоял такой, что заложило уши, а нас всех с головой засыпало чем-то мокрым и холодным. Это оказалась ледяная крошка. Придя в себя от испуга, мы выкарабкались из белых куч. Осмотрели себя и друг друга. Убитых и раненых, слава богу, не оказалось. Все промокли до нитки. Вытряхнули из карманов и из пазух шугу. Рассказчик вылил из туфель воду и стал аппетитно чихать. Я сделал стойку на руках и вылил из себя не меньше двух ведер воды, чем немало повеселил Боба. У Боба же и у Бороды густые обледенелые заросли просились в журнал мод.