Александр Бородыня - Сияющий вакуум (сборник)

«И во мраке пылали на небе огромные буквы, — сообщала «Кроникл». — Я Эрвин Каин — гражданин вселенной».

«Однако космополитика какая-то пошла, — подумал Денис Александрович. — Космополитика — это нехорошо, за это дело по головке не погладят!»

Он оторвался от статьи, посмотрел, как на железном столе медсестричка Верочка снимает бинт с руки больного, и, подумав, спросил:

— Вы что, сами это переводили?

Больной опять застонал и проговорил с трудом:

— Ну, не надо… Больно же так!..

— Сделайте ему обезболивающее! — велел Денис Александрович и надавил кнопку вызова на своем столе. — Следующий!

Над кабинетом снаружи мигнула лампочка. Слово «следующий» было почти как слово «успокойтесь», оно возвращало к реальности.

— Сам, сам! — простонал больной. — Я специалист по нему!..

Вошла бесшумно маленькая черная старушка, аккуратно прикрыла за собой дверь в кабинет.

— Что болит? — спросил у нее Денис Александрович.

— А ничего, сыночек, не болит! — прошамкала старушка.

— Это не ко мне, это к психиатру! Впрочем… — Он заглянул в карту. — Так, говорите, сами переводили?.. Бабуль, да у тебя травма черепа!

«Да, — подумал он. — Космополитика и травма черепа — в этом что-то есть!»

Следующий абзац статьи перевелся очень легко и как бы сам собой. Денис Александрович просмаковал его, не отрываясь от медкарты старушки.

«Я встретился с Богом, глаза в глаза! — плыли фиолетовые буквы. — Как, спросите вы? Это доступно каждому, я посмотрел в зеркало… Это случилось во время бритья, когда электрическая компания неожиданно отключила ток за неуплату!.. И моя электробритва громко сказала «Нет!» моей недобритой щеке!»

— Как случилось-то? — спросил Денис Александрович, жестом предлагая старушке садиться на стул.

— В храме Христовом прикалечили! — тихо-тихо сказала она.

Действительно, старушке проломили череп в церкви. Шла служба, давали святую воду, и, как водится, за святой водой стояла очередь. Священник, опаздывающий в Театр на Таганке (давали «Дом на набережной»), в обход всех правил объявил, что святая вода кончается и всем желающим не хватит…

— В Бога, значит, веруем? — спросил Денис Александрович.

— За то и пострадала, за веру свою!..

— Чем это вас?

— Да бутылкой прикалечили!..

Больной в перевязочной опять застонал и сказал громко, перебивая старуху:

— Это был великий человек, нам с вами не чета! Не оставил, правда, после себя почти ничего!..

Денису Александровичу захотелось спросить у специалиста по Эрвину Каину, верит ли он, как переводчик и популяризатор, в реальное существование автора романа «Там», но воздержался, потому что, хоть и был психиатром по образованию, все же выполнял обязанности хирурга.

— Да, к слову сказать. Запад проклятый, — скрипел зубами переводчик, когда медсестра затягивала его руку бинтом. — Запад проклятый! Кроме вот этой самой публикации, что у вас в руках, ничего больше нет!

«Отличный случай! — думал Денис Александрович, осматривая яйцевидный череп старушки. — Диссертацией пахнет».

— Еще недельки три на перевязки походишь, — сказал он ей, — а потом к психиатру, я направление выпишу.

— Так вы интересуетесь русским художественным переводом? — уже у дверей спросил специалист по Эрвину Каину.

— Нет, знаете, я уж и по-английски как-нибудь прочитаю, — вздохнул Денис Александрович. Он надавил кнопку вызова, вспыхнула лампочка. — Следующий!

В кабинете, прыгая на костылях, появился рыжий парень, тоже, в вельветовой куртке. Достаточно было посмотреть ему в глаза, чтобы понять, что имеешь дело с медиком.

— Ты уж извини, коллега, — сказал парень. — Я хотел у себя, но не положено, сам ведь знаешь, как это у нас. — Он по-свойски перелистал журнал, лежащий на столе. — Понимаю-понимаю, медицина требует знания французского языка?..

С большим трудом Денис Александрович скрыл улыбку.

Этот парень работал хирургом в больнице и утром, приняв смену, пошел осматривать маленький морг. В этой больнице были большой морг и морг маленький, В большом бывшие люди некоторое время сохранялись посредством рефрижераторов, в маленьком же после неудачной операции больше суток не задерживались. На железной каталке, напоминающей перевязочный стол, лежал, как и положено, труп — красивая голая женщина. Не потрудились даже прикрыть ее простыней.

Постояв некоторое время и полюбовавшись идеальным сложением мертвого тела, рыжий хирург вдруг решил поцеловать покойницу. Он не был извращенцем, он просто был восхищен. И когда труп не только ответил на поцелуй, а со стоном: «Павлик, милый!» — обвил шею врача руками, тот выскочил из морга с такой прытью, что сломал себе обе ноги на лестнице из четырех ступенек.

Ничего мистического в происшествии не было. Прошлой ночью санитары и санитарки много пили и развратничали в помещении по соседству, а потом в шутку закатили бессознательную пьяную свою подружку на трупной каталке в маленький морг.

— Чудо, что не убили-то! — вдруг сказала медсестричка Верочка. — Здорово-то как, бабуль, тебя треснули!

— Чудо, чудо! — согласилась та. — А как же без чуда-то жить можно?! Господь наш, Иисус Христос, он завсегда чудо пошлет верующему человеку…

Старушка вышла, сестра принялась за следующую перевязку, а Денис Александрович дал себе перерыв. Он не надавил кнопку вызова, а опять углубился в чтение статьи.

«Больше великий человек не давал о себе знать! — пытаясь покорить воображение ста миллионов подписчиков, писал неведомый журналист. — Только одну ночь пылали буквы, и только над одним местом. Но наша редакция из семи миллионов писем сделала семь миллионов различных выводов и теперь имеет возможность представить широкому читателю последние предсмертные записки Великого Эрвина.

Они фрагментарны и афористичны, стоило немалого труда привести записи на небе к какой-то приемлемой земной форме.

«Подвиг — это величайшая глупость, — писал великий человек, привлекая внимание граждан. — Подвиг возможен в любой момент времени и пространства, но в историю подвиг входит лишь тогда, когда совершается в момент подходящий. Подвиг — это движение не только души, но, как правило, и тела. Обычно движение это происходит снизу вверх, но случается и наоборот, и оно происходит сверху вниз».

Следующий больной был тоже на костылях.

— Скажи-ка, дядя, ведь не даром Москва, спаленная пожаром, французу отдана? — неожиданно и весело спросил он.

«Или я уже совсем свихнулся, или свихнулся весь окружающий мир, — подумал Денис Александрович. — Ведь этого тоже к психиатру следует направить!»

Кивнув больному, Денис Александрович погрузился в историю болезни.

Средь бела дня в воскресенье (у будущего калеки был веселый, покладистый характер), сильно поругавшись с женой, он крикнул в запальчивости: