Виктор Пелевин - Смотритель. Книга 1. Орден желтого флага

— Правда, — сказала Юка. — Охотник вряд ли будет тратить столько сил на благоустройство капкана.

Дверь в башню была открыта. Все ее внутреннее пространство занимала закручивающаяся вверх лестница. Я пошел по ней первым.

Стены покрывала растрескавшаяся штукатурка с цветными кляксами фресок - у них не было четких границ, и они напоминали огромные пятна плесени. Света из узких окон вполне хватало, чтобы разглядеть их.

Рисунки перемежались абстракциями и орнаментами: на одном пятне играли музыканты, одетые в парики и камзолы музыкантов, на следующем — три разноцветные спирали сворачивались к общему центру, где был нарисован какой-то каббалистический или алхимический знак.

Потом я увидел привязанную к столбу актрису в роли Жанны д’Арк - ее сжигали на сцене переполненного театра. Перед костром стоял бородатый дирижер с палочкой, как бы задавая правильный ритм огню. С другого пятна на меня влажно глянул придавленный избытком косметики древнеегипетский глаз.

Вслед за этим появился разрез желто-черной человеческой головы, поделенной на множество пронумерованных аккуратных отсеков с надписями по-немецки (из-за чего голова делалась похожей на камеру хранения — или непотопляемый корабль). Потом — сложный орнамент, словно скопированный с купола среднеазиатской мечети.

Рассматривая эти малопонятные, но занимательные изображения, мы шли вверх. Почему-то с каждым витком лестницы я чувствовал себя все беспокойнее.

Наконец Юка дернула меня за рукав.

— Что?

— Высота, - сказала она шепотом. - Мы чересчур долго идем.

Я понял причину охватившей меня тревоги. Юка была права - снаружи казалось, что в башне от силы четыре или пять этажей, но мы поднялись уже намного выше.

Я попытался выглянуть в окно, но оно было слишком высоко над лестницей: даже подпрыгнув, я увидел только клочок серого неба.

— Может, спустимся? - предложил я.

Тут же раздался грохот рушащейся кладки. Башня содрогнулась — часть лестницы за нашими спинами провалилась вниз, и в воздухе повисла белая пыль. Теперь спуститься было трудно.

— Они нас слышат, — сказала Юка.

— Кто «они»?

Юка пожала плечами. Мы пошли вверх быстрее.

Рисунки на стенах были все так же безумны и занятны, но в них стала появляться сквозная тема: медиум, делающий странные пассы руками. Иногда от его пальцев отходили пронумерованные и подписанные по-немецки стрелки, иногда — лучи света, иногда — какие-то пузыри с заключенными в них людьми и предметами.

Этот медиум был то мужчиной, то женщиной. Его наряды менялись от камзола до мантии. Он направлял свои пассы то на зрительный зал, полный господ и дам в вечерних туалетах, то на штормовое море, то в звездное небо... И еще на серпантине стены несколько раз повторился этот египетский глаз, отчего-то напоминавший мне не о древних тайнах, а о боевой росписи жриц любви.

Мы уже перестали считать этажи, когда лестница кончилась полутемным тупиком. Сверху был потолочный люк на петлях. В стене — скобы лестницы. Поднявшись по ним, я постучал в люк и подождал, но ответа не было. Тогда я откинул его и решительно полез в ударивший сверху луч света.

Я ожидал, что наверху будет маленькая комнатушка. Например, мастерская художника (так казалось после всех этих рисунков на стенах). Ну, или банальное узилище с рухнувшей крышей - в общем, что-нибудь романтическое. Но от невозможности того, что я увидел, у меня закружилась голова.

Я оказался в просторном и светлом дворцовом зале. Его потолок блестел золотыми кессонами, а в окнах был виден парк со скульптурными фонтанами. Пол покрывала несимметричная мозаика из разноцветного камня.

На стенах были пятна фресок, похожие на рисунки, мимо которых мы только что прошли, - они располагались так же хаотично, как в башне, и тоже напоминали разноцветные кляксы на штукатурке... Хаотичность эта была тщательно продумана - и радовала глаз, словно вокруг шел веселый разноцветный снег.

Вместе с мозаичным полом фрески придавали залу удивительное очарование. Здесь хотелось кататься на коньках, пить грог и слушать рождественские хоралы.

В углах зала стояли бронзовые фигуры четырех карточных королей - с пентаклями, жезлами, кубками и мечами на щитах, как было принято во времена Максима Полупредателя. Такое по геральдике дозволялось лишь вместилищу высшей власти. И все это, конечно, никак не могло поместиться в комнатенке на вершине каменной башни.

— Невероятно, - прошептала Юка, беря меня за руку.

— Спасибо, что навестили дядюшку, — раздался хриплый голос у нас за спинами.

Я обернулся и увидел стоящее в дверях кресло на колесиках. У него была высокая красная спинка, и оно походило на строгий и минималистичный походный трон.

На троне сидел Никколо Третий в пестром домашнем халате, расшитом человеческими и звериными рожицами. На его лице была черная маска. А на коленях лежал сложенный веер. Идеальный парадный портрет, подумал я, не хватает только мальчика и девочки с букетами ромашек... Впрочем, почему не хватает, это мы и есть.

Юка склонилась в придворном поклоне, почти неприличном из-за ее лесных шортов, и я сделал то же самое. Судя по всему, простираться в подобном случае не следовало.

Разгибаясь, я еще раз поглядел на фонтаны в окне и понял, что много раз видел их на картинах, а однажды - сквозь чугунный узор ограды. Просто прежде они никогда не представали передо мной в таком ракурсе.

Мы были в Михайловском замке.

Некоторое время Смотритель изучал меня и Юку сквозь прорези маски. Потом он сказал:

— Извините за эту шутку с башней, но как иначе старику заманить молодежь в гости? Я слышал, Алекс, у тебя появилась подруга по имени Юка. Вижу, вижу... Она недурна. Очень. Жаль, что я пропустил этот выпуск Оленьего Парка.

Кресло Никколо Третьего выехало из дверного прохода. Резиновые колесики на его ножках не были присоединены ни к какой механике. Ничего похожего на благодатный мотор внизу не имелось. Мягкие туфли Смотрителя не касались пола - его ноги стояли на подставке. Но кресло каким-то образом двигалось, причем по довольно сложному маршруту.

Смотритель подъехал к Юке и сказал:

— Разденься.

Юка недоверчиво посмотрела на него.

— У меня есть диплом врача-целителя, -сказал Никколо Третий. — Меня можно не стесняться.

Юка еще раз поклонилась и сделала то, что ей было велено, спокойно и без суеты.

Я думаю, по-настоящему красивые женщины, раздеваясь, испытывают не стыд, а торжество - они получают в этот момент награду за все свои диетические муки. Стыд — удел тех, кто вынужден скрывать под одеждой безобразие. Но красивые женщины, раздеваясь, все равно имитируют смущение и прикрываются ладонями, чтобы вдобавок к телу невзначай обнажить перед клиентом еще и кусочек стыдливой, непорочной и бесконечно прекрасной души.