Сергей Попов - Небо цвета крови

— Я ж как лучше хотел, Курт. Девчушке твоей к завтраку что-нибудь вкусное принести… — помолчал, прибавил: — Она растет, ей кушать надо…

Курт подошел к нему, по-отечески хлопнул по плечу.

— Ну что ты оправдываешься, дружище? Я же тебя не ругаю, просто на будущее — больше так не делай. Мы же все переживаем, волнуемся… — задрал голову, всматриваясь в небо. То неприветливо густело, дрожало знойным маревом. — А в то местечко обязательно заглянем. Вот, к примеру, после обеда?

— Добро, — согласно закивал Дин.

— Ну, на том и порешали тогда. А сейчас пойдем погреемся, а то зябко больно стоять.

И вернулись в дом.

По расквашенной, как тесто, дороге брели около часа. Майское солнце залихватски припекало голову, нещадно плавило грубую резину противогаза, ретиво нагревало увесистый плащ, обжигая спину. Пот сползал по коже растопленным маргарином, пробирал зудом, из-под одежды буквально валил пар. Каждую секунду стекла то заплывали вязкой мутью, то вновь прояснялись. Ноги, резко прибавившие в весе, точно слоновьи, неряшливо топили опушенные зеленью ботинки в чавкающей глине, время от времени окунали по мыс в ядовитые лужи, мешанные с грязью. Ветерок незаметно подвывал над спрятанными ушами, приглаживал вспузырившуюся плешивую траву, забавлялся над умершими, никогда не распускающимися толстыми деревьями, задавал курс быстроходным облакам, пока что не пропитанным кислотой. Перед глазами неотвратимо проплывало яростное небо, повсюду мелькали спекшиеся тела мясодеров, потрошителей, мелкого зверья, обклеенные жужжащими насекомыми. На не тронутых дождями проводах, уцепившись в падении лапами, покачивались костоглоты. От разомлевшей на жаре земли отрывался полупрозрачный угар, с ленцой поднимался ввысь, завивался коловертью. И нигде не виднелось ни единой живой души, будь то хищник или какой-нибудь бродяга — дожди и поголовный голодомор исполнили свое дьявольское предназначение…

Тишина, тишина…

— Как в чистилище каком-то, ей богу, находимся… — прогудела приглушенная речь Дина, — по Земле ли мы ходим с тобой, Курт? Может, нас и нет вовсе? Одни оболочки только остались?.. А?

«Чего это на него нашло вдруг?» — с усмешкой помыслил я и ему:

— Да уж, зрелище удручающее… самому порой чудится, что в кошмаре вечном пребываю. Знаешь, вот видится мне гадкий сон, допустим, думаешь: «Ну, пес с ним — помучает немного да проснешься, не может же он веками длиться-то, в конце-то концов?» — а когда глаза-то открываешь, к окну подходишь — матерь божья! — будто бы и не просыпался: небо — как в аду, красное все, земля дымится — чем тут не пекло?

Дин ответил на это лишь тяжким, изнуренным вздохом, потряс шлангом противогаза — прекрасно меня понял.

— Частенько города снятся… — продолжил я, перешагнул через волка, захлебнувшегося в неглубокой яме с пенящейся желчью, — …людей вижу как бы со стороны. Ходят каждый по своим делам, разговаривают, смеются, галдят, бывает, — не без этого. Машины, значит, ездят всякие, сигналят: одни на перекрестке остановятся, дорогу уступят, другие — на скорости пролетят, красный свет мимо глаз пропустят. Что-то все суетятся, как тараканы, бегают-бегают, каждый со своими проблемами или радостями. У кого-то, может, пополнение в семействе случилось, у кого — несчастье или, не дай бог, утрата невосполнимая, но все чем-то живут, понимаешь? События каждый день какие-нибудь происходят, погода там меняется, небо то хмурое, то ясное, солнышко золотое вынырнет. Летом — дождь теплый прольет, люди к нему ладошки скорее тянут, радуются, зимой — снежинки кружат, все в снежки играют, нет никакого пепла. А теперь вот так все стало…

И взглянул по сторонам: смерть одна, да и только.

— Что было, то было, Курт… — безапелляционно отрубил Дин, грузно шлепая ногами, — чего об этом сейчас говорить-то? Неблагодарное это дело, честно говорю. Завязывай.

Некоторое время безмолвствовали, месили мягкую податливую грязь. Комья, налипнув к подошвам, слетали лепешками, с хлопками падали на дорогу, в траву.

— Надеюсь, хоть пару дней сухая погодка постоит, — вновь заговорил напарник, поправил ружье, — а то опять дожди все наши старания испоганят. Всю крышу, как бычками, пожгут. Не хотелось бы, чтобы в наше отсутствие Джин и Клер мучились с ней…

— Да все нормально будет. Даже если и зарядит дождь — крыша выдержит. Мы ее с тобой в этот раз хорошо, как мне кажется, укрепили: и пакетами пластиковыми, и целиковый рулон силиконовой резины извели, — и холоднее: — Должна выдержать… — а потом про себя: «Хотя ничто не вечно…»

Спустя несколько мгновений начали попадаться первые дома, какие-то одичалые без человеческого надзора сооружения с отвалившимися козырьками и обросшими «камнежором» стенами, обглоданные коррозией и кислотой фургончики, развалившиеся руины, сплошь устлавшиеся паленым мхом. Возле них, заняв все рытвины и выбоины, остывали смертоносные лужи, подъедали остатки колодезных люков, истомленно стекали в канализацию. Размытые дождями столбы, чудом держась за свои же кудри кабелей, приглушенно трещали натянутыми тетивами, собирались вот-вот заваливаться на вздувшиеся автомобили, припаркованные рядышком. Левее проглядывалась сгоревшая заправка, кривой, обмотанный «полозом», словно изолентой, рекламный щит. И хотя эта местность мне знакома была достаточно смутно и в основном со слов встречных собирателей, нечасто наведывающихся сюда по зову фортуны, — знал железно: где-то здесь существует вход на станцию метро «Рокфурд», таинственно исчезнувшую в первый год катастрофы. За десяток лет она овеяла себя самыми невероятными мифами, из каких половина вообще не воспринимались всерьез или поднимались на смех. Но наличествовали среди них два, сумевших-таки пробудить в народе и поныне неугасаемый интерес. Многие свято верили, что там, в ее недрах, запрятаны секретные стратегические запасы провианта на случай Третьей мировой войны, и предпринимали безуспешные попытки розыска. Остальные — якобы рокфурдские тоннели ведут прямиком к хранилищам самого Грима, где под толстым слоем пыли томятся невообразимые залежи разнообразных товаров. Но правда ли это все или пустая болтовня — так никто и не узнал.

Накатило поговорить. Очень захотелось обсудить нашумевший слух с Дином — надо же как-то отвлекаться от постоянного молчания.

— Дин, — позвал я. Тот как будто вышел из бессознательного состояния, трусливо повертел головой, даже сбавил ход. И сразу задал вопрос: — Тебе доводилось что-нибудь слышать о «Рокфурде»?

Дин не спеша взглянул на меня, угольные глаза за стеклами мигом оживились, заискрили.

— «Рокфурд», говоришь?.. — переспросил он. — Дай-ка минутку подумать… да… что-то такое слышал. Это исчезнувшая станция, что ли? Ну да, немало о ней в свое время разговоров ходило. Басен всяких навыдумывали непонятных. Хотя, как по мне, ничего в ней такого и нет. Ни запасов там всяких, ни кротовых норок. Да и вообще, говорят, мол, не было ее здесь никогда…