Святослав Логинов - С гуся — вода

— И что теперь будет? Какой они комиссией стращали?

— Ничего. Может, они ещё не приедут… Что, им делать больше нечего, кроме как машину зря гонять.

Оказалось, что делать больше нечего. Они вернулись через день. Настоящая комиссия состояла из тех же двух тёток и полицейского лейтенанта — местного участкового.

Свои документы Дед к этому времени отыскал в комоде, а у Капочки как не было никаких бумаг, так и не объявилось. Зато официальная бумага имелась у комиссии, причём самого неприятного свойства.

— Ребёнка мы изымаем вплоть до выяснения обстоятельств, — объявила инспекторша потощее, что прежде казалась не такой злодейкой.

— Как это, изымаете? — возмутился Дед. — Чужого ребёнка?..

— Вот именно. Документов вы не предъявили, значит, девочка вам чужая. Ещё неизвестно, где вы её украли.

— Что?!. — взревел Дед. — Да вы понимаете, что говорите?

— Тише, тише… — вмешался участковый. — Никто вас пока не обвиняет. Но вы знаете, сколько в стране каждый год пропадает детей? Десятки, может, и больше. А ваша девочка без документов, значит, её надо проверить по базе данных. Сами же говорили, что её мать без определённого места жительства. А такая запросто могла украсть ребёнка, а потом подкинуть вам.

«Нет у неё никакой матери», — чуть не ляпнул Дед, но вовремя прикусил язык. Один раз признаешься во вранье, потом не очистишься.

Вместо этого он произнёс примирительно:

— Вы скажите, куда надо приехать, мы с Капочкой приедем, и проверяйте по вашей базе, сколько душе угодно.

— У нас предписание, — объявила тощейка, а жирняйка мигом подхватила на руки Капустку со словами:

— Пойдём, детка, отсюда.

— Пусти!.. — визгнула Капустка и вцепилась зубами туда, где под накрашенным тёткиным глазом синел склеротический мешок.

Зубы у Капустки были хоть и молочные, но остренькие, натренированные на яблоках и сырой морковке.

Теперь пришла пора визжать укушенной инспекторше. Она мотала башкой, пытаясь освободить травмированные сусала, но легче было бы оторвать бульдога, чем отчаянную девчонку.

— Дрянь!.. — антипедагогично взвыла ювенальная дама и хлёстко влепила оплеуху озверевшей Капустке.

Тут в дело вмешался Дед.

— Мразь! — в тон противнице рявкнул он и пихнул кулаком в дряблый тёткин живот.

Зря деревенские кумушки грешили на Деда, будто отсидел он коронные восемь лет за убийство, то ли из ревности, то ли просто в пьяной драке. Нигде Дед не сидел, да и драться ему всерьёз не приходилось. Даже сейчас грязнуть ювенальщице в морду рука не поднялась, тем паче, что Дед испугался задеть Капочку. А в следующее мгновение его уже держал участковый, не позволяя не то чтобы драться, но и двигаться.

— Ты умом повредился, кулаками махать?

— На ребёнка руку подняла!.. Убью, паскуду!

— А-а!.. Убивают!

Изо всех действующих лиц самообладания не потеряли только участковый лейтенант и тощая ювеналка. И, конечно, водитель пикапа, который вовсе оставался бездействующим лицом и даже из машины не вышел. Дед и жирняйка орали каждый своё, Капустка умудрялась визжать, не разжимая зубов.

— Уезжайте быстро, — скомандовал полицейский, — а я тут останусь.

Тощая инспекторша оторвала Капустку от окровавленной ряхи своей коллеги. Сразу было видно, что у неё немалый опыт общения с детьми. Капочка могла визжать, бить ногами, но пустить в ход зубы ей не удавалось. Дамы с бьющейся девочкой загрузились в пикап, и тот, фукнув бензиновой вонью, укатил.

— Ну? — спросил участковый. — Охолонул? И чего ты добился, когда в драку полез?

— Пусть ребёнка вернут.

— Кулачищами ты её не вернёшь. У них предписание: ребёнка изъять, а я должен им в этом способствовать, хотя сердце и не лежит. Но приказ есть приказ.

— Не видел я никакого приказа.

— Вот и отлично. Так и запишем, что предписания они не представили, а на слово ты имеешь право не верить.

— Что запишем?

— Думаешь эти, из РОНО, оставят дело так просто? Можешь не сомневаться, они такую телегу накатают, что тебя расстрелять мало покажется. А мы им в противовес свою бумагу сочиним. Только сначала позвоню кое-кому.

Дед медленно приходил в себя, пока ещё не слишком понимая, что ему делать в этой жуткой ситуации. Участковый торопливо набрал номер.

— Алё, Гриша? Слушай, молчи и понимай. Судя по всему, дамы, которых ты везёшь, начнут тебя окучивать, на предмет дачи свидетельских показаний. Уже? Вот видишь, как я кстати. Учти, дело там кляузное, так что замаскируйся под табуретку. Сидел в машине, смотрел в сторону, ничего не видел. Что? Так и есть? Я всегда знал, что ты умница. Ну, будь здоров.

Инспектор убрал телефон и, повеселев, сказал:

— Тут у нас порядок, теперь пошли объяснительную писать.

— Плевал я на объяснительную, скажите, как мне внучку вернуть.

— Валяй, плюй, если охота. Только учти, если ты после сегодняшнего рукоприкладства хотя бы на пятнадцать суток загремишь, то с девочкой можешь распрощаться, никто ребёнка дебоширу не доверит.

Дед вздохнул и поплёлся в дом вслед за милиционером. Следовало бы сказать: «за полицейским», но у Деда не получалось выговорить это слово применительно к участковому.

В доме лейтенант расположился за столом, достал из планшета лист бумаги, принялся писать, время от времени приговаривая вслух:

— …двадцать седьмого августа сего года… Год у нас сей? — значит, так и запишем: сего года. Ко мне приехали работники РОНО Мадарась Н. Б. и Степанова К. М. Не предъявив никаких документов, они объявили, что забирают живущего у меня ребёнка. — Документов на девочку у вас нет, так что пусть будет просто ребёнок. — Не слушая моих возражений, Мадарась Н. Б. схватила ребёнка… — так и напишем: «схватила»… — и хотела унести в машину, а когда девочка начала сопротивляться, грубо обругала её и ударила по лицу. — Всё правильно?

— Так, — кивнул Дед.

— …увидав, факт избиения, я грубо обругал Мадарась Н. Б. и хотел забрать у неё девочку, но был остановлен участковым инспектором полиции лейтенантом Зацепиным.

И ведь верно, фамилия участкового Зацепин, по поводу чего часто и зло шутили местные ханыги и любители залезать в чужие дома.

— Верно записано с моих слов, — закончил чтение участковый. — Возражений нет?

— Нет.

— Тогда подписывай. Число ставь завтрашнее, я к тебе завтра должен приехать за объяснением, а я уж сразу, чтобы два раза не гонять. Подписал? Вот и отличненько. Теперь Мадарась из органов опеки вылетит лёгкой пташечкой. Эта стерва всех достала и всюду. За неё даже свои не особо заступаться будут. С тобой и того проще: Мадарась начнёт жаловаться, что ты её избил, а следов побоев нет, только укус на роже детскими зубками, ты скажешь, что не бил, а что на выручку ребёнку кинулся, так это дело святое. Прокурор напишет: «В возбуждении уголовного дела отказать», — и ты чист, аки херувим.