Марина Клингенберг - Insomnia, или Поиски Механической Вороны

– Чем я не Бог?! – и снова стал смеяться.

У меня в душе все замерло. Дедал не обезумел. Он увлекся , придал слишком большое значение полету. Слишком высоко оценил себя. И не слышал за своим ликующим смехом, как Икар отчаянно кричал, призывая его на помощь: он пытался приблизиться к отцу, но, теряя силы, не заметил, что хотя из-за плотных облаков на Дедала не падали солнечные лучи, он-то как раз буквально купался в их свете. Неизбежное произошло; воск растаял, и Икар в вихре птичьих перьев рухнул вниз. Дедал не услышал его крика, молящего о спасении. Он продолжал смеяться и выкрикивать что-то непокорным прежде небесам.

Лишь через несколько минут Дедал полетел дальше и, вспомнив об Икаре, завертел головой, разыскивая своего сына. На его лице не отразилось ничего, кроме напряжения – спустившись ближе к воде, он парил над волнами, вглядываясь в водную гладь, потом взмывал вверх, зовя его по имени, но, конечно, все было тщетно. Дедал вернулся назад и снова спустился поближе к морю. На этот раз он увидел сотни перьев, покачивающихся на волнах.

Описать лицо Дедала в этот момент сложно. Он закрыл глаза, сжал кулаки и что-то пробормотал. Если бы я не знала его истории, подумала бы, что выругался в сердцах. А, может, так оно и было. И все-таки, когда он тряхнул головой и продолжил прерванный путь, весь его силуэт сквозил болью.

Но это продолжалось недолго. Очень скоро он полностью овладел собой – разве что лицо стало еще ожесточеннее, чем прежде.

– Бедный Дедал, – ухмыльнулся Мефистофель.

Взгляд на историю Дедала и Икара под таким углом здорово выбил меня из колеи. Можно было сколько угодно говорить, что все это проделки Мефистофеля и его нездоровой фантазии (или откуда он там берет свои истории), но приходилось считаться с тем, что история, откуда бы она ни взялась, имела место быть, и подобный взгляд, неважно, обоснованный или нет, все-таки существует.

Мысли об этом занимали меня не один день. Бывает, что, к примеру, раз за разом на протяжении многих лет пересматриваешь любимый фильм, а потом в один прекрасный момент случается то, что в шутку называют «познать истину» – ты замечаешь некую деталь, о которой знали все и каждый, и на которой, собственно, держится чуть ли не весь сюжет. И вот так вот – раз! – ты волей-неволей меняешь все свои мысли и взгляды касательно просмотренного, потому что, хочешь ты или нет, из-за увиденной детали или осознания какого-нибудь момента история предстает в совсем ином свете. После рассказа Мефистофеля я чувствовала ровным счетом то же самое. Очень хотелось отвлечься, но Дедал нет-нет да и появлялся перед моим взором, а в ушах слышался умоляющий крик Икара. За ним следовал скорбно-насмешливый голос Мефистофеля. «Бедный Дедал»… Несложно было догадаться, что, вопреки логике любого нормального человека, этот мерзавец на стороне Дедала, и смеется он надо мной и моим шоком от рассказанной истории.

Каждый раз красочные повествования Мефистофеля обескураживали. Они словно лишали выбора, и хотя теперь я категорически отказывалась благоволить Дедалу, у меня остался неприятный осадок.

Я хорошо поняла, что хотел сказать мне Мефистофель этой историей. Смерть Икара и ее причина были здесь линией скорее побочной, показанной с искренним удовольствием лишь для того, чтобы подразнить меня. То, что Мефистофель действительно хотел до меня донести – величие Дедала, ослепленного собственной идеей.

Негодяй и Эгоист… Аж дрожь пробирает, как подумаешь, сколько, должно быть, людей берет за основу те же принципы, что и Мефистофель. Как бы и мне такой не стать. Разумеется, Дедалу нет прощения. Но с другой стороны – я могу его понять… И даже позавидовать ему.

Подобные нездоровые размышления не оставляли меня и во сне. Так что однажды я открыла глаза в Пустоши со стойким ощущением, что меня кто-то прервал. Сидел человек, думал, думал, может, даже задремал, но вдруг на плечо легла чья-то рука, и волей-неволей пришлось вырваться из плена мыслей.

Это была рука Авторитета. Он стоял, склонившись надо мной, и ласково, снисходительно улыбался. Увидев его лицо так близко, я онемела – голос не слушался, двинуться не представлялось возможным. Все чувства сковало не то благоговение, не то страх. Он смотрел на меня мягко, будто бы с пониманием, но вместе с тем было абсолютно ясно, что это огромная милость, и неугодный ему имеет все шансы узнать его с иной стороны. Что ж, если он и не дотягивал до статуса бога, то ангелом мог быть вполне. Правда, в моем представлении ангелы, уж конечно, высокие и обязательно золотоволосые, но ведь и Дедал не представлялся таким, каким мне довелось его узнать.

Несколько минут (или, может, секунд?) прошли в полном молчании. Но вдруг Авторитет, явно углядев что-то в моих глазах, недобро усмехнулся, убрал руку и выпрямился во весь рост.

– Вижу, ты узнала еще одну историю Мефистофеля.

Авторитету, конечно, не понравилась эта новость, но что тут скажешь? Я просто кивнула, после чего осторожно спросила:

– А почему тебе не нравится, что Мефистофель рассказывает мне истории?

– Потому что я не хочу, чтобы ты стала похожей на него, – мягко проговорил Авторитет. – Пока ты Проволока, ты можешь стать кем угодно. Он добивается того, чтобы ты стала такой же, как он. Все просто.

– А почему ты этого не хочешь?.. – начала было я, но сама себя одернула:

– Странно, вырвалось само собой. Обычно я не задаю таких вопросов.

– Это потому, – Авторитет снова усмехнулся, – что я побуждаю людей к поискам истины. Почему я этого не хочу? Потому что в моих целях показать тебе эту самую истину. Примешь ты ее или нет – дело твое. Но если ты прислушаешься к Мефистофелю, не получишь даже выбора, не то что истины.

Я растерянно молчала. Во фразах, сказанных Авторитетом, чувствовался огромный вес, но смысл слов ускользал от меня. Истина, истина, истина… Что он имеет в виду?

Во мне проснулось любопытство. Конечно, все еще было жутковато, но вдруг Авторитет действительно готов поделиться знаниями? Ведь говорил он мне в прошлый раз о Системе. И о вере обещал рассказать. В общем, вполне имело смысл набраться решимости и задать несколько вопросов.

– Почему Муфлон меня преследует? – спросила я.

– Только потому, что ты Проволока. Пока ты не являешься тем или иным человеком, ты можешь вольно или невольно пошатнуть мироздание. Не настолько, чтобы уничтожить мир, но согласись, будет не слишком приятно, если ты будешь идти своей дорогой, а тебе под ноги вдруг бросится неразумный ребенок, которого вообще не должно было быть в этом месте и в это время… Иными словами, его не должно было быть на твоем пути. Ты для Муфлона – именно этот ребенок. Ты видишь то, чего не должна видеть; чем больше твоя душа разлагается от апатии, тем четче ты видишь скелет мироздания и саму Систему. У Муфлона свои дела в этом мире, своя работа. Зачем ему наблюдатели вроде тебя?