Евгения Хамуляк - Рассказы

– Кто из вас главный из всех. Кто судить меня будет?

Долго молчали, долго советовались, и выступил самый сильный, самый мудрый, самый великий правитель объединенных земель, среди соратников хоть и был самым молодым, да самым прозрелым считался. Ему доверили. Смело вышел, ясным взором глядя:

– Со мною говори. Я в ответе за всех.

– Храбрый муж, богомудрый жрец, – выговорила на древнем языке нагая девица с глазюками змеиными, – а почему среди вашей братии места ни для одной сестрицы не нашлось?

– Только мужи законы в руках держат, силе разума доверяясь, – отвечал молодой волхв, кулаком показывая, где сила хранится.

– Матушка-земля пророчила каждому по паре найти, будь то царь, будь то пахарь. Ибо нет силы в разделенных частицах ее. Только так истинную силу человек обрести может и смысл жизни постичь. А в твоем кулаке пустота, братец меньший, – хитро улыбнулась девица и языком раздвоенным, будто ремешком кожаным, легко руку молодца скрутила – кулак разжался, пустоту обнажая.

– Женщины слабые да корыстные, мужи сильные да правдивые, – отвечал благородный жрец, лицом потея от магии черной.

– Земля-матушка женщиной была, вас правдивых нарожала бескорыстно, – смеясь, продолжала разговор девица.

Нечего было ответить жрецу, да другие не смели возражать.

– Пришла не судить вас. Сама матушкину благодать забыла и потеряла дар ее божественный во благо и на радость жить. Столько зла натворила от забытья, на такие мучения душу свою обрекла, сама только знаю. Да страшнее судьи, чем сам себе, не придумаешь. Все зло, что в мире творится, – про него все ведаю, ибо сама его придумала и на себе испробовала, каждое по отдельности и вместе всех взятое. Да вижу, и вы недалеко отстали от меня.

– Премного зла на земле, – соглашался жрец.

– И мне грустно от того, брат мой меньший, вина на мне превеликая. Поэтому слушай меня и повинуйся, – и повела руками по оси вокруг себя, гася огонь священный, – Запомни: отныне и во веки веков только женское сердце Акраимом править должно, сердце Земли-матушки. Только оно, материнское, может почувствовать стремления детей своих, только оно может совет верный дать и дорогу нужную указать, несмотря на выгоду собой пожертвовать во имя любви.

Погасли огни на каменном холме одним дуновением, хоть разжигались до того целой ночью, и увидели все сто жрецов, как сияние исходит не из круга, а подле него, от женщины одной на лик и одеяние, на стан и на взор благородный – княгиню похожую.

Обомлела матушка, удивилась чуду, оказавшись в центре священного круга среди наимудрейших рода человеческого, да только когда Радужку, дочку живую, невредимую на своих двоих нагую и красивую увидала, так и вовсе чувств от счастья лишилась. Да вовремя главный апостол на руки свои крепкие княгиню подхватил, уважительно поддерживая.

Не зря на капище в день сей великий лишь наимудрейших старейшин призывали, вмиг поняли старцы, о чем речь ведется, и всем миром поклонились, а за ними весь люд собравшийся. Видели: явилась перед ними во всей красе та, которую тысячу лет звали Явидь Радужная Волшебница Лучезарная Гадина Поганая Любимая Старшая Сестра Росных Богов и Наимудрейшая Старшая Дочь Земли-матушки.

И склонились в поклоне, челом оземь касаясь, что вовеки служить будут, полагаясь на мудрость и справедливость женского сердца.

Подошла Явидь Радужная Змеюка Поганая к главному жрецу, положила руку ему на сердце и сказала:

– Ты сильный муж, толковый правитель. Возьми в жены красивейшую из женщин, умнейшую из жен, любящую и верную матушку мою нареченную. Люби ее и поклоняйся ей как Земле-прародительнице, а в ответ она тебе поклоняться станет как своему властителю. Так любовь и обретете, а в любви счастье познаете и поймете, как дальше жить, и другим покажете на примере своем.

Не стал никто спорить и роптать. Склонил голову правитель молодой, осел на колено и руку крепкую княгине протянул.

Зов сердца, если он верный, сразу слышен становится. Улыбнулась она в ответ ему и свою руку подала. Всмотрелся он в лицо ее благородное, сиянием чудесным женственным полное, и чуть не заплакал оттого, как же раньше один жить мог без красоты этой божественной.

Обнялись и крепко расцеловались.

– Благословляю Вас на все хорошее, что в мире имеется. Живите и радуйтесь. Верьте во что душе верится, делайте, что нужным посчитаете; создала вас наша Матушка разумными и волей свободною одарила. Не забывайте лишь каноны единственно верные для всех существ на земле. Ну, а теперь, братья и сестры мои, разойдитесь. Моя пора пришла долги раздавать. Долго я по миру искала покоя, да только у матушки нашла потерянное. Вот и ко мне пусть все зло вернется, что натворила я за столько лет, – возвела руки вверх нагая девица и воскликнула, – проклинаю всех, кто черным силам моим поклонялся ради горя других! Арась!

Стали люди добрые расходиться подальше от каменного холма, но оставались у подножия, чтобы на магию тысячелетнюю посмотреть. Как зло ко злу по кругу неминуемо возвращается.

Одна лишь девица на холме осталась, слова древние в вышину неба крича. И каждый ее слышал, будто она прямо в сердце кричала.

Призывала Старшая Сестра всему злу на земле собраться и вернуться в лоно, его породившее. Прийти и покаяться. Ибо нет ему больше места здесь. Другое время настало. Человеческое. Волшебство с колдовством, с проклятиями и зверствами прежними отжили свое. Арась!

Заволновалось общество, задрожали ряды, будто из-под земли кто-то подталкивать стал.

И неожиданно две-три бабки старые седые с космами юродскими вверх взлетели, будто по волшебству, крича голосом диким, нечеловеческим.

А ветер все усиливался, по небу их кружил окаянных. Хотели поначалу мужики крепкие поймать юродивых старух, да как схватили их за ноги-руки, как взглянули им под космы, а вместо лица – мертвечина змеиная с двойным языком шипит пузырями.

Колдуньи с черным сердцем, вот кто они были! Креатуры Явиди Гадины Поганой! До старости дожили, детей в лоне матери умерщвляя, мороки на честных людей наводя.

Поднимались вверх, визжа и шипя от ужаса, и будто о невидимую стену разбивались на черный дым, а молодая девица-змея в себя его носом втягивала.

Страшное творилось с телом Радужки. Всю боль, всю злость, все дела черные чувствовала, видела, прознавала, через себя пропуская, и росла на глазах, чешуйчатым сафьяном покрываясь.

Жутко было на такое смотреть и тяжелее всего слушать. Ибо коли у кого в сердце черное припрятанное было – отзывалось оно на призыв основы своей, наружу гноем черным вылезая.

– Призываю сердца черные, светом не тронутые, возвратитесь к матери своей проклятой. Нету места больше вам на земле, – и как закричит, аж в ушах шум нестерпимый дребезжит. – АРАСЬ!