Мервин Пик - Мальчик во мгле и другие рассказы (сборник)

Я беспокойно бродил там и сям, у витрин лавок поправлял галстук и уже в сотый раз подравнивал себе ногти.

Наконец, вынырнув из грезы, когда уже в пятый раз присел на Лестер-сквер, я глянул на часы и обнаружил, что на целые три минуты опаздываю на наше свиданье.

Всю дорогу я бежал, тревожно отдуваясь, но, когда прибыл к столику на втором этаже – понял, что страх мой был беспочвенен. Она уже сидела, царственнее прежнего, монумент женственности. Ее крупное бледное лицо расслабилось выраженьем такого глубокого удовольствия при виде меня, что я чуть не закричал от радости.

Не стану говорить о нежности того вечера. Все было волшебно. Достаточно сказать, что мы постановили: судьбы наши соединены нерасторжимо.

Когда настало время уходить, я удивился, обнаружив, что от меня вновь ожидается порядок действий минувшего вечера. Причины этого я разобрать нипочем не мог. Вновь я оставил ее сидеть в одиночестве за столиком у мраморной колонны. Вновь скрылся я один в ночи, а уста мои еще были отравлены теми словами:

– Завтра… завтра… тогда же… там же…

Бесспорность моей любви к ней, а ее – ко мне вполне опьяняла. Той ночью спал я мало, а неугомонность моя назавтра была мучительна и для меня, и для моих родителей.

Перед тем как вечером уйти на нашу третью встречу, я пробрался в материну спальню и, открыв ее шкатулку с драгоценностями, из немногих ее безделушек выбрал кольцо. Бог свидетель, недостойно оно было пальца моей возлюбленной, но хотя бы станет символом нашей любви.

И вновь она ждала меня, хотя по такому случаю я прибыл на целую четверть часа раньше условленного времени. Покуда мы были вместе, казалось, нас скрывает полог любви – мы с ней будто бы только вдвоем. Мы не слышали ничего, кроме своих голосов, не видели ничего, кроме глаз друг друга.

Она кольцо надела на палец, как только я вручил его. Рука ее, державшая мою, сомкнулась туже. Я удивился ее силе. Все тело мое задрожало. Я шевельнул ступней под столом, чтобы коснуться ее ноги. Но нигде ее не отыскал.

Когда вновь настал страшный миг, я оставил ее сидеть прямо, а сильная и нежная улыбка ее прощанья напечатлелась у меня в уме, словно некий фантастический рассвет.

Так мы с нею встречались восемь дней и так расставались, и с каждой встречей крепче прежнего понимали: какие бы трудности у нас ни возникли, какие бы силы ни выступили против нас, именно теперь должны мы жениться, покуда нас не оставило волшебство.

На восьмой вечер все было решено. Она знала, что с мой стороны бракосочетанье должно оставаться в тайне. Родители мои нипочем не одобрят такого скоропалительного договора. Это она прекрасно понимала. С ее же стороны пожелала она присутствия на церемонии некоторых своих друзей.

– У меня есть несколько сотрудников, – сказала она. Я не понял, о чем она, но ее наставленья о том, где мы встретимся назавтра, вытеснили это ее замечанье у меня из ума.

На Кембридж-Сёркус есть бюро записи актов гражданского состояния, сказала мне она, на втором этаже некоего зданья. Я должен там быть в четыре часа пополудни. Она все устроит.

– Ах, любовь моя, – пробормотала она, медленно качая крупной своей головой из стороны в сторону, – но как же мне дождаться завтрашнего дня? – И с улыбкою, что околдовывала невыразимо, она услала меня прочь, потому что громадный мраморный зал почти совсем уже опустел.

В восьмой раз я там ее оставил. Я знал, у женщин должны быть свои тайны, их нельзя ими попрекать, а потому снова проглотил вопрос свой, который так желал ей задать. Почему, о почему же вечно я должен оставлять ее там – и отчего, когда я прихожу на встречу с нею, она меня всегда уже встречает?

Назавтра после тщательных поисков я обнаружил золотое кольцо – в шкатулке, лежавшей в отцовом туалетном столике. Вскорости после трех часов, расчесавши себе волосы так, что сияли они, как котиковый мех, я отправился в путь с бутоньеркою и чемоданом своих пожитков. Стоял прекрасный день – без ветра и с ясным небом.

Автобус летел, словно сказочный зверь, унося меня в волшебную землю.

Но увы – едва подъехали мы к Мейферу, нас подолгу стали задерживать, и не раз. Мне стало беспокойно. Когда же автобус достиг Шафтсбери-авеню, мне оставалось лишь три минуты, чтобы добраться до бюро.

Казалось странным, что, пусть свет солнца и сиял в сочувствии к моей женитьбе, уличное движение предпочитало мне препятствовать. Я ехал на верху автобуса, а здание мне очень наглядно описали, поэтому едва мы свернули на Кембридж-Сёркус, я тут же сумел его узнать. Мы поравнялись с местом моего назначения, но тут движение встало опять, и мне представилась идеальная возможность немедленно высадиться подле самого здания.

Чемодан стоял у моих ног, и я, нагнувшись за ним, заглянул в окна второго этажа – ибо то была одна из тех комнат, где мне вскоре предстояло стать мужем.

Я находился на одном уровне с искомыми окнами, и мне открылся ничем не заслоняемый вид в комнату второго этажа. От того места, на котором я сидел, до интерьера ее было не больше дюжины футов.

Помню, автобус наш сигналил во всю мочь, но уличный поток впереди не двигался. Рев сигнала долетал до меня, как во сне, ибо я весь потерялся в совершенно ином мире.

Рука моя стиснула ручку чемодана. В глаза мне, в рассудок мой вливался образ. Образ комнаты на втором этаже.

Я тут же понял, что меня ожидают именно здесь. Не могу сказать вам, почему, ибо в те первые мгновенья я не увидел ее.

С правой стороны сцены (а у меня возникло ощущение, что я в театре) стоял стол, заваленный цветами. За цветами сидел маленький регистратор в узкую полоску. В комнате находились еще четверо, и трое из них расхаживали взад и вперед. Четвертая – громадная бородатая дама – сидела на стуле у окна. Пока я глядел, один из мужчин подошел и заговорил с нею. У него была самая длинная шея на свете. Крахмальный воротничок его длиной был с прогулочную трость, а маленькая костлявая голова торчала на верхнем конце ее, будто птичий череп. Два других, беспрестанно расхаживавших, господина выглядели совсем иначе. Один был лыс. Лицо его и череп синели крайне причудливой татуировкою. У него были золотые зубы – и сверкали у него во рту огнем. Другой был хорошо одетым молодым человеком и сначала казался на вид достаточно обычным, покуда не подошел ближе к окну: тут-то я и увидел, что из его левого рукава вместо руки торчит раздвоенное козлиное копыто.

Теперь-то все вдруг и произошло. Должно быть, дверь в комнату открылась, ибо все головы сразу повернулись в одну сторону, а мгновенье спустя по комнате, как собачка, протрусило что-то в белом.

Но то была не собачка. На бегу оно держалось вертикально. Поначалу я решил, что это механическая кукла – до того невысоко от пола оно было. Лица мне разглядеть не удалось, но я поразился долгому атласному шлейфу, тянувшемуся сзади по ковру.